Читать книгу "Ночи Калигулы. Восхождение к власти - Ирина Звонок-Сантандер"

— Боги благословляют этот союз!

— Счастья жениху и невесте! — подхватили гости.

И тогда, в присутствии жреца и фламина Юпитера, в благочестивой тишине Луций Кассий Лонгин надел гладкое железное кольцо на безымянный палец Юлии Друзиллы. Рядом искрились алмазами и изумрудами другие кольца богатой невесты. Но это — железное, обыкновенное — должно стать самым дорогим и значительным для юной женщины, получающей его.

Ощутив холодную тяжесть кольца, Друзилла растерялась. Она испуганно посмотрела на жениха, затем перевела взгляд на бабку. Антония, грозно нахмурясь, шевелила сухими губами. И лишь тогда Друзилла вспомнила, что ей нужно произнести ритуальные слова, которые превратят её в законную жену Кассия.

— Где ты — Гай, там я — Гайя! — произнесла она звонким, напряжённым голосом. Эта фраза, произносимая всеми невестами на всех свадьбах, таила в себе глубокий смысл: «Где ты — хозяин, там я — хозяйка. Где будешь ты, там буду и я. Я покидаю моих родных и отныне вступаю в твою семью. Я разделю твою жизнь, как бы она ни сложилась». Но, произнося её, Юлия Друзилла, вспомнила о Калигуле. Ведь его, по иронии судьбы, звали Гаем.

— Счастья новобрачным! — нестройным хором закричали гости. Десять свидетелей, из знатнейших сенаторских семейств, по очереди подписывали таблички с брачным контрактом. Приглашённые музыканты, подыгрывая на арфах и кифарах, пели гимны, посвящённые богу брака, Гименею. И, прерывая торжественное «О Гимен, о Гименей!», раздавались в толпе добродушно непристойные пожелания, заставившие покраснеть невесту и улыбнуться — жениха.

— Теперь ты моя. Навсегда, — шепнул Кассий Друзилле, правой рукой сжимая её вспотевшую ладонь.

На праздничном пиру они сидели на почётном месте, именуемом «консульским». Кассий Лонгин снял сандалии и прилёг на ложе, облокотившись о подушки, набитые тонкой шерстью. Друзилла возлегла рядом с ним по-женски: точно так же прислонившись к подушкам, но не снимая жёлтых свадебных башмачков и оставив ноги на полу. Кассий ухаживал за невестой, постоянно склоняясь к ней и спрашивая, какое блюдо ей угодно отведать. Вино Фалерна и Цекубы они поочерёдно пили из одной чаши.

День клонился к закату. Солнечные лучи стали длинными и косыми.

— Пора вести невесту в дом жениха! — выкрикнул чей-то пьяный, но разумный голос.

Шумно засуетились гости, с неохотой покидая обеденные ложа. Антония подошла к невесте и порывисто обняла её.

— Будь счастлива! — шепнула она на ухо внучке. — Люби мужа и забудь остальных мужчин.

Кассий изчез. Он поспешил домой, чтобы принять невесту на пороге. Друзья жениха обступили Антонию и Друзиллу и, с церемонными жестами, вырвали девушку из бабкиных объятий. Это тоже был ритуал — память о тех временах, когда невест похищали.

По улицам Палатинского холма потянулась шумная свадебная процессия. Двое юношей в претекстах — один из семейства Кассиев; другой, избранный среди близких родственников Клавдиев — вели невесту под руки. Позади неё, под руководством Антонии, полдюжины рабов тащили громоздкую прялку. Подружки в цветных туниках и полупрозрачных шёлковых столах приплясывали, рассыпая лепестки роз и поздних фиалок. Друзья жениха, забавляясь, бросали в толпу орехи и серебрянные сестерции. Наиболее озорные старались подбить зевакам-плебеям глаз или ухо. Горели факелы из боярышника. Горький душистый дым попадал невесте в лицо. К дому жениха она добралась в полуобморочном состоянии.

Кассий Лонгин встретил процессию у порога. Белые розы на его голове увяли и покрылись коричневыми пятнами. Но гирлянды, увившие мраморные колонны портика, были ещё свежи. Друзилла, утомлённая и оглупевшая от шума, остановилась перед женихом. Сваха всунула ей в руки шерстяные нитки и глиняный горшок.

Вспоминая бабкины наставления, она привязала голубенькую шерсть к дверному косяку и помазала дверь волчьим салом, вонявшим на дне горшка. Отвратительно тошнотворным было это сало. Но таков обычай. Некогда волчица с Капитолийского холма выкормила брошенных близнецов, Ромула и Рема. И с тех пор волчье сало почитается священным среди жителей города, основанного братьями.

Когда Друзилла собиралась вступить в дом, то пошатнулась и едва не упала. Мужчины из процессии вовремя подхватили её и перенесли через порог. Падение считалось дурной приметой. Вздох облегчения вырвался из сотни глоток, когда невеста благополучно очутилась внутри. Облегчённо улыбнулся Кассий Лонгин — он был суеверен.

Сваха усадила Друзиллу возле очага. Оранжевое пламя почти сливалось с жёлто-красным, огненным нарядом невесты. Ярко осветилось бледно-оливковое красивое лицо Кассия, когда он нагнулся к очагу, чтобы зажечь факел и передать его новой хозяйке дома. Друзилла отстранённым взглядом смотрела на глиняные, старые, пощербленные фигурки, стоящие в нише возле очага. То были Лары — покровители домашнего очага, души давно умерших предков Кассия. Теперь им должна поклоняться Друзилла.

И снова раздались дерзкие, обычные на свадьбах пожелания: пусть невесту охватит желание к жениху; пусть жених до изнеможения замучает невесту любовными ласками… Иные шутки звучали настолько непристойно, что незамужние девушки с восторженным визгом закрывали уши.

Наконец друзья жениха, уловив глухое нетерпение во взгляде Кассия, принялись выталкивать гостей.

— Прошу вас вернуться во дворец, чтобы продолжить праздничный обед, — кланялась Антония пьяным сенаторам, всадникам и матронам.

Мужчины, уходя, выворачивали шеи, стараясь подсмотреть выражение на лице невесты, которую сваха уже увлекала в опочивальню. А женщины, в промокших от вина туниках и столах, бросали томные двусмысленные взгляды на стройного красавца-жениха. Этой ночью Рим непременно наполнится любовными вздохами. Мужья и жены, давно наскучившие друг другу, встряхнут запылённые супружеские ложа, мысленно воображая ласки новобрачных.

* * *

Друзилла сидела на янтарно-жёлтой постели, рассматривая лошадь, искусно отлитую из бронзы на изголовье ложа. Кассий застыл у входа, любуясь жёлто-красной узкой туникой, оставлявшей на виду лодыжки в жёлтых башмачках. Тонкий носик и бледные, розовые губы выглядели трогательно хрупкими среди складок огненного покрывала.

Кассий присел на мраморный пол около невесты и дрожащими пальцами распутал ленты башмачков.

— Не надо рабынь, я сам помогу тебе раздеться, — шептал он, припадая губами к узким розовым ступням.

Друзилла молчала. Она покорно поднимала руки, когда Кассий стягивал с неё тунику. «Как он красив! — благодарно думала она. — Его неспешные, медлительные ласки не схожи с порывистыми, грубыми объятиями Гая! О боги, лишь бы он не догадался!..»

Друзилла, повинуясь напряжённому телу Кассия, откинулась на ложе. Масляный светильник, пахнущий нардом и вербеной, бросал отблеск на высокое изголовье брачной постели. Бронзовая лошадь скалила в улыбке крупные зубы прямо над головой Друзиллы. И белые зубы Кассия Лонгина тоже были видны в гримасе наслаждения, когда он торжествовал над хрупким телом Юлии Друзиллы.