Читать книгу "Кобра - Валерий Горшков"

– Я бы за такое вообще шкуру живьем содрал и голым в Африку пустил, – сказал за спиной Николаев. – Значит, летишь в Нью-Йорк?

Я молча кивнул.

– Тогда собирай шмотки и в темпе валим отсюда. Ко мне. У меня предчувствие, что оставаться здесь до утра небезопасно. – Костя сдвинул брови к переносице и задумчиво поскреб заросший щетиной подбородок. – Кончай тормозить, Кент. Ноги в руки – и вперед. В Нью-Йорке будешь громы и молнии метать, а сейчас надо головой думать. И про Браташа не забывай. Он в ярости, разыскивает свои пропавшие миллионы и особенно – тех, кто его так конкретно опустил. И никому не известно, что сейчас у него на уме…

– Мне не надо собираться, – буркнул я. – Все уже давно собрано. – Я подошел к шкафу-купе, отодвинул зеркальную дверь и вытащил объемистую туристическую сумку, которую планировал забрать перед отъездом в «Пулково». Вжикнув «молнией», наскоро проверил содержимое. Оно не представляло для Кати ни малейшей ценности и поэтому оказалось нетронутым. О том, что в сумке нет ценностей, только мои личные вещи и одежда, Зайка отлично знала – я собирался в дорогу у нее на глазах. Второй сумки, с ее шмотками и барахлом, я, разумеется, в шкафу не обнаружил…

Итак, за минувшие двое суток ситуация в корне поменялась. Я прозрел, едва не заплатив за это жизнью. Я больше не желал, лежа в обнимку с лживой коброй, созерцать небо в алмазах. И не собирался покидать Санкт-Петербург на большее количество дней, чем это требовалось для мести. Поэтому половину содержимого сумки я оставил дома. На кровати. Предварительно не удержавшись, сорвал с нее испачканную чужой спермой дорогую шелковую простыню, разорвал ее пополам, скомкал и швырнул в угол. Спать без брезгливости на зачуханном ублюдочным Катиным дружком белье, я бы уже все равно не смог…

Мы спустились к Марии Ивановне, я отдал соседке ключи от входной двери и предупредил, что уезжаю. Теперь уже точно, но – ненадолго. Потом мы сели в «вектру» и поехали к Витебскому вокзалу, недалеко от которого жил Костя.

* * *

– Что ты за тачку купил вместо бэмки? – спросил Костя, выруливая на Литейный проспект.

– Отстой полный, – скривился я, тупо таращась в боковое стекло, но все еще видя перед глазами проклятую простыню. – «Копейка» семьдесят восьмого года. Готов спорить, что сейчас она стоит где-то возле «Пулково». Ключи и техпаспорт – в бардачке, двери открыты. Приходи и бери. – Я кисло усмехнулся и потрогал наложенную на лоб полоску лейкопластыря. Под ней ужасно чесалось и саднило. – А что?

– Тебе по-любому нужно заявить в ментовку, – предложил Николаев. – Скажи, выкинули из машины, где-нибудь на Волхонке, но краем уха ты слышал, что эти чушки вроде как в аэропорт на ней собирались. Легавые ее быстро найдут. Может быть…

– Да. Если она до сих пор там, – протянул я лениво. Уж что-что, а ржавая колымага за пять сотен меня сейчас интересовала в последнюю очередь, я переключился мыслями на заокеанские каменные джунгли, на пропахшую автомобильным смрадом Столицу Мира. Снятые с моей руки часы и перстень, вкупе с украденными из сейфа ключом от банковской ячейки и стоящими не больше сотни баксов родительскими запонками, – все это наводило на мысль о том, что судьба столкнула меня с на редкость гнусным и жадным недоноском – имеется в виду Зайкин дружок. Может ли человек, выковыривающий из грязи копейку, получив миллион, равнодушно пройти мимо лежащего на тротуаре кошелька? Нет. А значит, Катя и ее подельник по прилете в Нью-Йорк прямым ходом направятся в отель «Лав энд», где, начиная с сегодняшнего полудня, их ждет оплаченный на трое суток номер второго класса за сорок пять баксов. Сколько они там пробудут? Сказать невозможно, но, надеюсь, не меньше двух дней. Если я вылечу завтрашним рейсом, то все еще может получиться… Костя прав – одному мне соваться в это стремное дело опасно. Еще неизвестно, что за тип работает с этой бандитской подстилкой. Я же, при всех своих скромных достоинствах и огромном количестве недостатков, в плане боевых навыков никогда не выделялся и уже тем более мало походил на крутых супергероев Чака Норриса или Арнольда Шварценеггера. Так что желательно подыскать себе крепкого напарника. Если учесть, что, кроме Бернштейна и его многочисленных обрезанных сотрудников, я не знаю в Штатах почти никого, вопрос стоит ребром. Хотя… почему же никого? Мою не раз потревоженную тяжелыми предметами голову вдруг осенила любопытная идея.

– Почему бы и нет?.. – пробормотал я себе под нос, развернулся и достал из кармашка заброшенной на заднее сиденье сумки обрывок газеты «Новое русское слово» с нацарапанным на нем обслюнявленной спичкой номером телефона могучего нью-йоркского таксиста по имени Борис. Я вспомнил, как настойчиво он приглашал меня выпить с ним по стаканчику, какими сильными мне тогда показались его мохнатые ручищи, нежно управляющиеся с рулевым колесом и поглаживающие его, словно это была грудь любимой женщины. И насколько искренним и открытым был его взгляд. Для привыкших постоянно «играть роль» типичных янки это – огромная редкость. Борис был самым настоящим русским, хоть и прожил в Новом Свете семь лет и имел звездно-полосатое гражданство. Согласится ли он? Я не был в этом уверен. Но что-то внутри подсказывало – этот вариант обязательно стоит пробить. Ведь никто, кроме изнывающих от тоски русских, не способен время от времени совершать безрассудные поступки. Чем черт не шутит…

Я аккуратно расправил на колене клочок газеты и положил его между страниц своего настоящего загранпаспорта. Он, по счастью, редко когда находился в сейфе, чаще лежал между книг на книжной полке и поэтому сейчас, целый и невредимый, находился во внутреннем кармане куртки, а не в коллекции Катиных «трофеев».

Костя остановил «опель» на перекрестке и в ожидании зеленого сигнала светофора нетерпеливо постукивал пальцами по рулю. Нажав на кнопку, он опустил боковое стекло, щелчком вышвырнул окурок, и тут перед ним возникло раскрасневшееся от непрерывной беготни между машинами лицо мальчишки, держащего в руках пачку свежих газет.

– Свежий номер «Вечернего Петербурга» не желаете? Его еще в киосках нет! Тут такое написано, закачаетесь, правду говорю! Не слышали про тройное убийство в поезде Рига – Санкт-Петербург?.. А про стрельбу из автоматов на Невском проспекте?.. Нет?! Ну, вы даете, об этом уже весь город говорит!.. Берите, почитайте, всего две тысячи рублей!

Меня словно укололи шилом через сиденье – так я сильно дернулся, услышав про знакомый поезд. Я, не рассчитав силы, треснул Николаева по плечу:

– Дай ему две тысячи! Быстро! – а сам выхватил из рук чумазого мальчишки газету.

– Э-э, ты что, с х…я сорвался?! – зашипев от боли, взвился Костя, но, бросив взгляд на фотографию в газете, тут же заткнулся и понял, что произошло. Брови бармена медленно поползли вверх, а рот сам собой открылся. Было от чего прийти в ступор.

Красный свет светофора уже давно сменился зеленым и сзади стали раздаваться нетерпеливые сигналы стоящих у перекрестка автомобилей. Мальчишка, шмыгая носом, топтался на месте, словно танцевал на горячих углях.

– Вы денег-то дадите, дядь? – наконец жалобно заныл он.