Читать книгу "Солдат по кличке Рекс - Борис Сопельняк"

— Точно. Так будет лучше. Через час — обход. Выложим ему все как на духу. Он мужик хороший, поможет.

В тот же день завертелась бумажная карусель: полетели письма, запросы, ответы, уточнения. Список Громовых, к тому же Викторов, рос не по дням, а по часам. Маша растерялась. Приуныли и подруги.

А время шло. Незаметно кончилось лето. Ясные, солнечные дни сменились багряно-золотистым сентябрем. Все, кто мог передвигаться, старались проводить время в парке. Время от времени вывозили на воздух и лежачих. Маше повезло больше всех. Главврач раздобыл очень легкую и удобную коляску на велосипедных шинах с ручным приводом и заставил Машу целыми днями ездить по дорожкам.

— Во-первых, ребенку нужен свежий воздух. А во-вторых, роженице необходимо больше двигаться, иначе мышцы просто не справятся с предстоящей нагрузкой, — сказал врач.

И Маша старалась изо всех сил.

И вот однажды… Однажды произошло то, о чем спустя много лет она рассказывала как о самом ярком событии своей жизни. Забылась война, забылись боль и кровь, забылись редкие радости тех дней, а то, что произошло в отдаленной аллее парка, Мария Владиславовна помнила до мельчайших подробностей. Она помнила, как мелькали спицы колес, как сыпались со старого дуба желуди, как стройный клен ронял узорчатые листья, как на пригорке пунцовела березка.

И вдруг — шорох! За спиной послышался странный шорох, будто кто-то крался. Шагнет. Постоит. Шумно вздохнет — и снова шагнет. Шаги мягкие, почти неслышные, будто кто-то идет босиком. Надо бы нажать на колеса — и быстрее к главному корпусу, туда, где люди. Но руки безвольно обвисли. Надо бы закричать. Но горло перехватил спазм. Самое странное, Маша не чувствовала страха. Она не понимала, что с ней, но тревога превратилась в ожидание чего-то волнующе-радостного.

«Может, письмо? — мелькнула мысль. — Да-да, конечно, письмо! Он нашел меня. Нашел и прислал письмо. Ну, быстрее же, быстрее!» — протянула она руку.

В ладонь ткнулось что-то влажное, теплое и мохнатое. Сердце бухнуло в ребра и провалилось куда-то в пятки.

«Не может быть. Я схожу с ума». — Маша закрыла глаза, коротко охнула, схватилась за горло и громко застонала. Тут же рядом раздался протяжный вой, переходящий в ликующий лай! Да-да, еще не открывая глаз, Маша поняла, что это Рекс, что чудеса на свете бывают, и если она не окончательно сошла с ума, рядом должен быть и хозяин.

А Рекс, могучий, грозный Рекс вскинулся передними лапами на коляску и лизал лицо, волосы, руки и даже бинты хозяйки. Маша, как когда-то на фронте, прижала его к себе и так сладко, свободно и счастливо заплакала, а Рекс так искренне подхватил, что его вой разнесся по всему парку.

— Ну вот, опять эта парочка вместе и опять за своим любимым занятием, — раздался нарочито-грубоватый голос. — Ишь, заливаются.

Маша оторвала лицо от лоснящейся шерсти Рекса и, хотя прекрасно понимала, кого увидит, на какое-то мгновение остолбенела. Перед ней стоял словно только сошедший с экрана офицер. Хромовые сапожки, суконная гимнастерка, новенькая фуражка, шинель внакидку, гладкое лицо — эдакий тыловой донжуан. Вот только глаза. Да, по таким глазам фронтовики еще долго будут узнавать друг друга.

— Витенька-а! — протянула она руки. — Наконец-то…

Виктор опустился на колени, бережно обнял худенькие плечи самой дорогой на свете женщины и заглянул в ее сияющие от счастья, полные слез глаза.

— Это ты? — спросил он. — Неужели это ты? Неужели я тебя нашел?

— А ты искал? Искал, да? — улыбалась Маша.

— С первого дня! Как только прочел ту проклятую записку.

— Записку? Я тебе ничего не писала.

— Не ты, а Маралов. Сообщал, что подобрал тебя раненной и выходит из боя. Сколько я потом его искал!

— Нашел?

— Нет. Их полк перебросили на другой фронт.

— Жаль. Очень жаль. Если бы не он…

— Я знаю.

— Нет, Витенька, ты не все знаешь. Если бы не он, меня бы не было на свете. Ведь он спас меня дважды: когда вывез с поля боя и когда отдал полтора литра своей крови. Так что мы с ним породнились.

— И прекрасно! Давай назовем сына его именем. А самого Маралова попросим быть… как это… крестным отцом.

— Я как раз хотела тебя просить об этом.

Потом Маша стала рассказывать Виктору, как искала его, как подруги по палате подняли на ноги горвоенкомат, как решила найти его мать, да вот не знала имени…

— Мне было проще. Запросы строчил Васильев, а я стоял над его душой и недвусмысленно намекал, что, если не найдет твой госпиталь, пожалуюсь Рексу.

Услышав свое имя, Рекс приподнял голову, но хозяин ничего не приказывал — и он снова растянулся на листве.

— Перед самым отъездом в Москву я получил адрес госпиталя. Конечно же, хотел сразу рвануть сюда, но нас отвезли в санаторий и целую неделю никуда не выпускали: велели отсыпаться, отъедаться и вообще привести себя в божеский вид.

— Погоди-погоди, — пришла, наконец, в себя Маша. — Если я правильно поняла, тебя вызвали в Москву?

— Так точно.

— Зачем? Какая-нибудь переподготовка? А как же Рекс? Как удалось взять его с собой? Или вас куда-нибудь забрасывают? Говори сразу, не томи.

— Забрасывают, — усмехнулся Виктор. — Вернее, я там уже побывал. Правда, без Рекса. Его туда не пустили. Одну минуточку, Мария Владиславовна, — отступил на пару шагов Виктор. — Попрошу закрыть глаза. Вот так. А теперь откройте!

— Ну и что? — непонимающе улыбалась Маша.

Картинным жестом Виктор сбросил шинель. Маша открыла глаза — и, как девчонка, захлопала в ладоши! На груди Виктора сияла Золотая Звезда Героя Советского Союза.

— Родной мой! Витенька! Поздравляю! Дай поцелую! Слава богу! Я не сомневалась, я никогда не сомневалась. Ну надо же, сколько всего в один день! Я не знаю, я совсем не знаю, что мне делать и что говорить. Я буду просто реветь от счастья, ладно? Ты меня извини, но я ничего не могу с собой поделать, — зарылась она в руки Виктора. — Реву и реву. Мне никогда не было так хорошо. Теперь можно и умереть.

— И думать не моги! — шутливо приказал Виктор. — Теперь будем жить. А через много-много лет, когда надоест бродить по этой земле, вместе отправимся на небеса. В один день. Договорились?

— Договорились, — сквозь слезы улыбнулась Маша.

А Виктор гладил ее мягкие волосы, вытирал слезы с мокрых щек, чувствовал, что и у него предательски щекочет в горле, — и ему было так хорошо, так покойно, как никогда в жизни. Он рассказал, с каким трудом добился разрешения взять с собой Рекса, как пристроил его сторожем в санатории, как полюбили его врачи и медсестры, как было смешно, когда в санаторий приехали портной и сапожник, чтобы одеть и обуть фронтовиков, представленных к званию Героя, — хромовые сапоги и суконные гимнастерки шли им как корове седло, но со временем ребята привыкли. Рассказал и о торжествах в Кремле.