Читать книгу "Как все было - Джулиан Барнс"

Вообразите: смерть любви. А что, может быть. Я хотел сказать Стюарту: «Знаешь, тот философский трактат про законы рынка и любовь, что я тебе тогда изложил, я ведь и сам не был уверен, не пустой ли это треп. А вот теперь понимаю, что тут что-то есть. „Если бы условия были другими, другой была бы и любовь“. Как это верно. И как мало мы об этом задумываемся. Смерть любви. Это возможно. Это можно себе представить. Это невыносимо. „Курсант Рассел, почему вы хотите вступить в полк?“ – „Я хочу, чтобы мир стал безопасен для любви. И я пойду воевать за это, сэр, без колебаний“.

МИССИС ДАЙЕР: Мне нравилось, что у меня живет этот молодой человек. Он, конечно, наболтал мне невесть чего. И квартплату за последние две недели задолжал, обещал прислать.

По-моему, он немного со странностями, если хотите знать. Разговаривал сам с собой, я не раз слышала. А эти его выдумки! Мне кажется, он на самом деле не писал никаких сценариев. И никогда не оставлял машину за воротами. Как вы думаете, может, у него правда СПИД? От него, говорят, теряют рассудок. Возможно, этим все объясняется. Но все-таки он был приятный молодой человек.

Перед отъездом он попросил позволения отрезать веточку от этого дерева за окном. На память, он сказал. Так и уехал с чешуйчатой веточкой в руке.

ДЖИЛИАН: Стюарт уезжает. Это, конечно, правильно. Иногда мне думается, что и нам надо бы поступить так же. Оливер все время говорит, что собирается начать новую жизнь, но пока что мы живем в том же городе и делаем оба ту же работу, что и раньше. Может быть, надо сняться с места и уехать?

ОЛИВЕР: Проба, разумеется, была отрицательная. Я так и знал. А вы что, действительно беспокоились обо мне? Mes excuses[62]. Право, я тронут. Если бы я знал, сообщил бы вам сразу же, как получил результат.

МАДАМ УАЙЕТТ: Вы спрашиваете, что я думаю о них, о Стюарте и Оливере, кто мне больше нравится? Но я же не Джилиан, а это самое главное. Она мне сказала: «Я, кажется, знала, каково быть любимой. Но я не знала, каково быть обожаемой». А я ей ответила: «Почему же у тебя такая вытянутая физиономия?» Как говорится у вас, англичан: не строй гримасы, накличешь ветер.

И еще я думаю: никогда не бывает в точности как ожидаешь. У меня, как у всякой матери, есть свои предпочтения. Когда я познакомилась со Стюартом и позже, когда они поженились, я думала: «Только посмей причинить зло моей дочери!» Стюарт всегда садился против меня, как будто перед врачом или экзаменатором. И помню, у него всегда были до блеска начищены ботинки. Когда он думал, что я не вижу, он бывало поглядывал: не поцарапались ли где? Ему очень хотелось понравиться, произвести на меня хорошее впечатление. Это было трогательно, но я все же немного сопротивлялась. Да, сейчас ты ее любишь, я вижу, да, ты очень со мной вежлив и чистишь ботинки, но подождем годик-другой, если ты не возражаешь. Когда Чжоу Энлая спросили, как, по его мнению, повлияла на мировую историю Французская революция, он ответил: «Сейчас еще рано судить». Вот и я думала так же про Стюарта. Я видела, что он честный молодой человек, хотя, может быть, не слишком яркий, и зарабатывает достаточно, чтобы обеспечить Джилиан, для начала это неплохо. Но если бы я, как он думал, выставляла ему оценку, я бы сказала так: сейчас еще рано судить, приходите через годик-другой. А пока я подожду и понаблюдаю. Но я никогда не задавалась вопросом: что, если моя дочь причинит зло Стюарту? Так что видите, я не такая уж мудрая женщина. Я как крепость, чьи пушки наведены в ту сторону, откуда ожидается наступление врага, а он объявляется с черного хода.

Но вот теперь мы имеем Оливера вместо Стюарта, и спрашивается, что я думаю об этом? Оливер не считает, что чистка обуви – самый верный способ завоевать мое расположение. Наоборот, Оливер держится так, будто о том, чтобы я плохо к нему относилась, не может быть и речи. Он держится так, будто мы с ним знакомы всю жизнь. Дает мне советы, какая английская рыба лучше всего годится в прованскую уху вместо средиземноморских сортов, которых здесь невозможно достать. (Поинтересоваться сначала, люблю ли я прованскую уху, ему в голову не приходит.) Он немного со мной кокетничает, мне кажется. И ни на минуту не допускает мысли, что я могу винить его за то, что он разрушил брак моей дочери. Он хочет – как бы это сказать? – уделить мне толику своего счастья. Это странно и довольно трогательно.

Знаете, что он мне на днях сказал? «Maman, – он всегда зовет меня так, с тех пор как разрушил брак моей дочери; своеобразно, правда? – Maman, давайте мы найдем вам мужа?»

Джилиан взглянула на него так, будто ничего более неуместного он сказать не мог, но как бы то ни было, я не обиделась. Он сказал это тоже немного кокетливо, словно вызвался бы на эту роль сам, если бы познакомился со мной раньше, чем с моей дочерью. Наглость, да? Но не могла же я его за это осуждать.

– Вряд ли я еще когда-нибудь выйду замуж, – все же ответила я.

– Одного разбитого яйца довольно? – отозвался он и засмеялся собственной шутке. А что тут смешного? Джилиан к нему присоединилась и хохотала так, что я от нее даже не ожидала. Они покатывались со смеху, забыв о моем присутствии, так оно и к лучшему.

Понимаете, я правда не думаю, что еще когда-нибудь выйду замуж. Я не говорю, что никогда больше не влюблюсь, но это другое. Любовь может поразить всякого и во всяком возрасте до самой смерти, спору нет. Но вот замуж… Объясню вам, к какому выводу я пришла после всех лет жизни с Гордоном, лет, которые, что бы вы ни думали, в основном были счастливыми, не хуже, чем у других, я бы так сказала. А вывод такой: когда долго живешь с человеком, то постепенно теряешь способность приносить ему радость, а вот способность причинять боль остается прежней. И наоборот, конечно.

Не очень-то оптимистическая точка зрения? Но оптимистами мы обязаны выглядеть только в глазах других людей, а не для себя. Да, согласитесь вы, Оливер непременно сказал бы, это только с Гордоном у вас так получилось, он вас просто растоптал, неудачная проба, попытайте удачу еще раз, дорогая. Но нет, к такому выводу меня привела не только жизнь с Гордоном, у меня перед глазами и другие браки. И я вот что вам скажу совершенно честно. Есть такие неприятные вещи, с которыми можно мириться, если сталкиваешься с ними только один раз. Они тогда не угнетают, можно вообще поставить при них вопросительный знак. Но если неприятная истина открывается тебе дважды, она начинает давить и душить. Дважды убедиться, что это так, дважды так, это уже непереносимо. Поэтому я держусь подальше от неприятных истин и от брака. Одного разбитого яйца довольно. Как это у вас говорится? Чтобы поджарить омлет, надо разбить яйца. Так что не надо мне омлета.

16. De consolatione pecuniae[63]

СТЮАРТ: Если вы спросите меня – а у меня было время поразмышлять об этом, – любовь, или то, что люди под этим подразумевают, есть некая система, когда тебя после секса называют «милый».