Читать книгу "Незнакомая Шанель. «В постели с врагом» - Наталья Павлищева"

Весной 1959 года сэр Уинстон гостил у своего издателя Венди Ривза, купившего эту виллу у первой ее владелицы Габриэль Шанель, которую все звали Коко, а теперь великой Мадемуазель. Шанель построила «Ла Паузу» в 1929 году, чтобы ее тогдашнему любовнику Вендору, герцогу Вестминстерскому, было где писать пейзажи.

Старинный приятель Черчилля герцог Вестминстерский, или попросту Бенни, увлекся живописью по примеру Уинстона. Но у Черчилля получилось лучше, его в 1948 году даже избрали Почетным членом Королевской академии искусств Великобритании, причем за картины, подписанные именем Дэвида Винтера.

Только что супруга сэра Черчилля сообщила, что его персональная выставка 62 картин в Лондоне проходит с невиданным успехом. После аншлага в США последовал такой же на родине.

Клементина писала, что число посетителей выставки уже перевалило за 100 000, причем никто, даже скептики-специалисты, не обзывали творчество Черчилля мазней. Напротив, говорили, что если бы он занимался больше живописью, чем политикой, то вполне мог составить конкуренцию импрессионистам.

Черчиллю очень хотелось оторваться от редактирования последнего тома «Истории англоязычных народов», ради чего, собственно, он и приехал к Ривзу в «Ла Паузу», и отправиться на берег с мольбертом. Но сейчас сэр Уинстон задумался не о мольберте с красками и даже не об обожаемой супруге Клемми, а о первой владелице виллы великой Мадемуазель Коко Шанель.

Удивительная женщина, необычная во всем, сумевшая переделать мир под себя, и даже теперь, в семьдесят пять, не знающая покоя. Франция не оценила Мадемуазель, вернее, не простила ей военных лет. Именно об этих годах и размышлял сейчас Уинстон Черчилль, задумчиво глядя в окно прекрасной виллы, построенной Коко Шанель.

Что же такого натворила Мадемуазель во время войны, что французы навсегда занесли ее в черный список, забыв, что совсем недавно почитали как богиню?

Это не грешки молодости, которые можно списать на недомыслие. Когда фашисты оккупировали Францию, Коко Шанель было пятьдесят шесть, а когда она вообразила себя нацистским агентом и миротворицей мирового масштаба, и вовсе шестьдесят. Мадемуазель отличалась острым умом, не менее острым языком и запредельной самоуверенностью.

Однажды леди Астор, желая уколоть Черчилля, во время обеда вдруг громко заявила:

– Если бы я была вашей женой, то всыпала бы в ваш бокал яд.

Черчилль согласно кивнул:

– Если бы я был вашим мужем, я бы этот яд выпил.

Нет, из-за Коко Шанель Черчилль травиться бы не стал, но и жить вместе тоже. Женщина, способная швырнуть в воду залива огромный изумруд только потому, что его преподнес изменивший любовник, слишком расточительна. Он вообще не думал о Шанель как о женщине, у Уинстона была его обожаемая Клементина. А вот выходку Мадемуазель 1944 года, едва не стоившую позже ей если не жизни, то свободы, забыть не мог, хотя прошло уже почти пятнадцать лет.

Когда Уинстон Черчилль после Тегеранской конференции свалился сначала с воспалением легких, а потом еще и с серьезным сердечным приступом в Карфагене и долго выздоравливал в любимом Марракеше, представитель английского посольства в Мадриде сообщил, что с ним ищет контакт небезызвестная Коко Шанель, которая, согласно доносу Веры Ломбарди, урожденной Аркрайт, является... агентом немецкой разведки! Черчилль несколько мгновений с изумлением смотрел на офицера, а потом помотал головой:

– Нет.

– Сэр, вы не верите, что мадемуазель может помогать немцам?

– Я не верю, что немцы столь неосторожны, чтобы ввязаться в это.

Довольно скоро Черчилль через свои службы знал все, что нужно было знать и о поведении Коко в эти годы, и о ее контактах. Конечно, от встречи он отказался и на письмо не ответил. Уинстон не сомневался, что его старинная приятельница, с которой когда-то вместе ловили форель в холодной реке Твид в имении герцога Вестминстерского, не способна вредить осознанно, если Коко Шанель во что-то и влипла, то лишь потому, что не умела сидеть спокойно.

А как было в действительности?

Представлять сэра Уинстона Леонарда Спенсера Черчилля как политика и государственного деятеля смысла нет, даже самые неискушенные в политике люди помнят имя премьер-министра Великобритании прежде всего как участника Тегеранской конференции 1943 года. Даже если совершенно не помнят, о чем там собственно шла речь, знают, что встречались Сталин, Рузвельт и Черчилль и договорились об открытии Второго фронта.

Уинстон Черчилль фигура столь знаковая, что забыть этого обаятельного толстяка с непременной сигарой во рту невозможно. И всем известны его пристрастия к кубинским сигарам, армянскому коньяку и афористичному мышлению. И впрямь сэр Уинстон оставил немалое количество метких высказываний, могущих составить целый том, он обладал прекрасным чувством юмора и умел быть скептичным по отношению к себе самому.

«По свету ходит чудовищное количество ложных домыслов. И самое страшное, что половина из них – чистая правда!»

Эта фраза сэра Черчилля в первую очередь относилась к нему самому. Но если всего лишь половина из рассказов о нем правда, и тогда Уинстон личность примечательная. С Шанель Черчилля роднил стопроцентный эгоцентризм. Как и Мадемуазель, Уинстон был убежден, что его желания и нужды должны удовлетворяться в первую очередь. «Я легко довольствуюсь самым лучшим» – эта фраза премьер-министра Великобритании способна заменить половину бродивших о нем домыслов.

Фельдмаршал Монтгомери, видно, желая подчеркнуть свое отличие от Черчилля, как-то сказал в его присутствии:

– Я не пью и не курю, а потому здоров на все сто!

Черчилль тут же парировал:

– А я пью и курю и здоров на все двести!

Вообще, он утверждал, что взял от выпивки куда больше, чем она от него.

– В моем понимании хороший обед – это хорошая еда, потом обсуждение хорошей еды во всех деталях, а потом беседа, в которой я выступаю в роли главного блюда.

Его рецепт долголетия (Черчилль дожил до 90 лет) был прост:

– Никогда не опаздывайте к обеду, курите гаванские сигары и пейте армянский коньяк.

Его пристрастие именно к армянскому коньяку... спасло человеку жизнь. Армянский коньяк «Диван» Черчиллю в избытке поставлял Сталин. Но однажды Черчилль посетовал, что коньяк стал каким-то безвкусным. Сталин распорядился узнать, в чем дело. Оказалось, что на Ереванском заводе исчез главный технолог Маргар Сердакян, за какие-то «не те речи» его отправили валить лес в Сибирь. Почему без главного технолога тот же купаж составлять не могли, Иосиф Виссарионович разбираться не стал. Сердакяна с извинениями немедленно вернули, и коньяк снова стал безупречным. Думаю, лес отправились валить те, кто оказался повинен в испорченном застолье премьер-министра Великобритании. Надо знать, чьи речи можно подслушивать, а чьи нет.

Черчилль составил короткую, но емкую инструкцию по потреблению хорошего коньяка: