Читать книгу "Мы — можем! - Евгений Александрович Морозов"

Не тревожь сновидений моих.

Больше я ничего, к сожалению, не помню, кроме последних строк:

«Как солдат нашу русскую вьюгу На груди до Берлина донес».

Тогда я думал, что запомню эти слова навсегда. К сожалению, память человеческая слаба. И я виню себя в том, что не записал слова этой песни.

В те годы по всей стране гуляла еще только набирающая силу волна игры в КВН. Разумеется, она не миновала и Сахалина. Устроили соревнования между командами Невельска и Горнозаводска. Шахтерская команда Горнозаводска противостояла рыбакам Невельска. Меня, грешного, поставили капитаном команды КВН рыбаков. Конечно, мы победили шахтеров, несмотря на то, что значительная часть моей команды была, мягко выражаясь, довольно нетрезва. В честной борьбе мы опередили горнозаводцев за счет морской смекалки и личного обаяния. Среди прочих призов, положенных победителю, нам вручили бутылку хорошего шампанского. Мы откупорили ее в фойе ДК рыбаков у подножия памятника Геннадию Ивановичу Невельскому. При этом пенная струя слегка забрызгала мундир морехода. Но великий человек, в честь которого был назван наш город, снисходительно отнесся к проказам своей команды. Он был опытным капитаном, и знал, что парням иногда нужно расслабиться.

В мае следующего года ко мне прибыло семейство — теща, жена и две малолетние дочери. Дом, где нам полагалось жилье, еще не был готов. Сдача несколько раз откладывалась. Однако нужно было где-то жить до окончательной сдачи нашего дома — недели две. Саша на это время уступил мне свою однокомнатную квартиру, а сам с женой и дочкой перебрался к родителям жены.

Я забрал своих в аэропорту Южно-Сахалинска и привез в Невельск. На невельском вокзале нас встретили Жданкины и проводили в дом, где всех ждал горячий обед с борщом во главе. Моя теща даже прослезилась от такой встречи, хотя для дальневосточников это было вполне естественно.

Вскоре мы переселились в новый дом, в двухкомнатную светлую квартирку на верхнем этаже. Окна -  на закат, где шумит Японское море. Берег видно было только когда подойдешь к окну. Это была первая в моей жизни отдельная квартира. В Питере  я родился и жил в коммуналке. Когда мы с Любой поженились, тоже жили в коммуналке — сначала трое, а потом пять человек в комнате на семнадцать квадратов. А тут — две хороших комнаты, кухня и все удобства — свои. На кухне — дровяная плита и «хрущевский холодильник» — ниша под окном. В большой комнате — балкон и выгородка-кладовка. Девчонки звали ее с подачи взрослых — «тещая комната». В общем — роскошное жилье. Хоромы, которые сегодня называют «пентхаузы», не идут ни в какое сравнение с этой благодатью.

Такое не забывается!

Мои дети так же  быстро поддались очарованию Сахалина. У них сразу появилось много друзей из местных жителей. И жизнь они стали воспринимать так, как все вокруг. И я не удивлялся, когда младшая, укоряя старшую в какой-то жадности, говорила: «Ты — как собака на сейнере!» Вкусы их также заметно изменились. Вскоре после прибытия в Невельск днем, когда я был на работе, зашел друг из рыбацкого колхоза и презентовал связку свежей морской рыбы с небольшим осьминогом во главе. Никогда не забуду как висел этот подарок на спинке стула, коричневый клюв и печальные глаза осьминога. Мои домашние боялись даже дотронуться до него. Но прошло немного времени, и у детишек реакция на вид осьминога поменялась: страха уже не было, а слюна выделялась активно.                

Самое обидное, что моя разлука с Сахалином тоже была обусловлена жилищным вопросом. В шестьдесят восьмом году подошла наша очередь на отдельную квартиру в Питере. Естественно, такие проблемы заочно не решались. И я был вынужден взять отпуск за три года с последующим увольнением.

Любовь — это страшная сила. Два года после убытия из Невельска я каждую ночь видел сон про Сахалин, Невельск и моих друзей. Я дико тосковал по моей второй родине.

Летом семидесятого контора, в которую я устроился в Питере, послала меня в составе небольшой группы специалистов в порт Советская Гавань для участия в приемных испытаниях каботажного морского буксира, спроектированного этой конторой.     

Обратные билеты на самолет были заказаны заблаговременно. В результате после окончания всех работ у меня осталось три свободных дня. Сомнений не было — Господь дает шанс заскочить на мою вторую родину.

Несмотря на сложности с получением пропуска в другую часть пограничной зоны, все получилось хорошо. На теплоходе «Оха» я из Ванино переправился в Холмск. По метеоусловиям «Оха» запоздала к единственному поезду, который утром шел из Холмска в Невельск. Автобусного сообщения между сахалинскими портами в те времена не было. Но меня это не смутило. Я решил преодолеть сорок шесть километров пешком, по возможности используя попутные машины. Получилось неплохо. Чисто пешего хода у меня вышло в общей сложности чуть больше часа. Остальной путь мне трижды помогали добрые люди. Последняя попутка привезла меня в родной Невельск к полудню. Сказать, что я был счастлив — это почти ничего не сказать.

За три дня мы поставили город на уши. Встречи со всеми друзьями, посещение родного завода, почти непрерывные застолицы с песнями и танцами — ведь мы были молоды и неуемны — все это требовало массу здоровья и выносливости.

К утру дня убытия мои силы были исчерпаны. Но меня отпоили сырыми яичками, подкрепили морепродуктами и на машине отвезли к той же «Охе», следовавшей в обратном направлении.   

Эта встреча два года спустя после разлуки исцелила меня от тоски по Сахалину. Тем более, мы активно поддерживали переписку, друзья с семействами приезжали ко мне в Питер, и связь не прерывалась.

Позже текучка жизни задвинула сахалинские воспоминания на дальнюю полку. Они были дороги мне, но как-то утратили яркость и остроту. Слишком много было другого. Да и сам я медленно, но верно, матерел и старел.

Из всех старых друзей переписка сохранилась