Читать книгу "Культура и общество средневековой Европы глазами современников (Exempla XIII века) - Арон Яковлевич Гуревич"

и унес его во рту домой, где надругался над ним вместе со своими единоверцами, в результате чего брызнувшая из облатки кровь образовала поток на улице. Кровотечение остановила только молитва христианского священника, и с тех пор этот уголок Парижа зовется vicus sanguinis (ТЕ, 101–102). Встретив в пасхальный день клирика, иудеи спросили его, явно с издевкой, где же тело Христово, которое он будто бы получил? «В душе моей», — отвечал клирик. «А где же душа?» — «Верю, что в сердце моем». Решив проверить, иудеи убили клирика и вынули из груди сердце. Когда же они его разрезали, увидели в нем прекраснейшего Младенца. В ужасе убийцы закричали, на крик сбежался народ, преступление раскрылось, и все узрели это чудо. Иисус сказал: «Кто ест Мое тело и пьет Мою кровь, пребывает во Мне, и Я — в нем, и вот, возвращаюсь Я в свое жилище, из коего вышел». На глазах у всех Младенец вернулся в сердце клирика, и тот немедля поднялся живой и невредимый (ТЕ, 101). Этот мотив не был новым в XIII веке. Существовал рассказ о раннехристианском святом, которого спросили, почему христиане с радостью принимают мученическую смерть. Потому, отвечал святой, что в наших сердцах запечатлен знак креста. Тиран, отправивший святого на казнь, приказал вскрыть его сердце и действительно нашел в нем знак креста. Под влиянием чуда тиран обратился в истинную веру (Hervieux, 337–338).

Верующие встречаются не только с Христом-Младенцем, но и с самим таинством непорочного зачатия. Если переживавшие экстатические видения монашки идентифицировали себя с Девой Марией и размышляли над таинством непорочного зачатия, ношения божественного плода и рождения Христа[117], то мирянки, о которых повествуют «примеры», испытывали все это телесно, насыщая мистику физиологией. Жак де Витри приводит два поистине поразительных «примера». Когда он проповедовал в Брабанте, к нему за советом пришла некая очень религиозная бедная девушка и поведала о себе следующее. Каждый год в день зачатия святой Девы ее утроба начинала полнеть, иногда же она ощущала движение в ней младенца, испытывая при этом неизъяснимое счастье. В ночь на Рождество, в тот час, когда, как она полагала, Дева родила, ее живот опадал, и тогда в грудях в изобилии появлялось молоко. Это чудесное превращение происходило с нею на протяжении многих лет. Жак де Витри не скрывает своего изумления и растерянности. По его признанию, он не мог посоветовать ей ничего другого, как только утаить от окружающих это явление, дабы они не осмеяли ее и не учинили скандала. Такая психофизиологическая идентификация девушки с пресвятой Девой поставила Жака де Витри в тупик. Он хочет избежать огласки и скандала, но вместе с тем записывает рассказ «псевдо-Богоматери», который, видимо, не лишен в его глазах назидательной стороны. Переживания простолюдинки не осуждаются им как заблуждение или наваждение дьявола, и о них можно говорить в проповеди. Если у нашего проповедника и были сомнения относительно истинности подобного чуда, он их не высказывает. Впрочем, едва ли он склонен не верить в подобное, ибо тут же приводит и другой «пример», причем на сей раз полагается на то, что сам видел. В Лионе он встречался с замужней женщиной: в ее утробе плод двигался вслед за крестом, которым священник водил над ее животом (Greven, N 45, 46; Frenken, N 44, 45). Эти рассказы (созданные как бы специально для Анатоля Франса) должны были восприниматься в контексте проповеди вполне серьезно, без какой-либо критики или насмешки.

Наконец, третий и, пожалуй, самый впечатляющий облик Христа — Судия. Он восседает на троне, окруженный всеми чинами ангельскими, патриархами, пророками, святыми, мучениками и праведниками. Перед его престолом разыгрываются сцены судебного процесса над душами умерших. «Примеры» обычно не сообщают, каков внешний вид Судии, но можно не сомневаться в том, что он соответствует канонам церковной иконографии. В тех редких случаях, когда в рассказе визионера проскальзывают указания на отдельные Его черты, мы узнаем, что грешник в беспредельном страхе созерцает гневное божество. В других случаях проповедник ограничивается глухим указанием на то, что лик Христа «ужасен». В обоих обликах — Младенца и Судии — видел Христа один иудей из Франконии, который намеревался перейти в христианское вероисповедание, но желал предварительно испытать могущество бога христиан. Держа в руке гостию, он просил Христа, если Он воистину Сын Девы, явиться ему в этом виде, и облатка превратилась в Младенца-Христа. Затем по просьбе новообращенного Он предстал его взору юношей. Бросившись на колени и признав Христа своим богом, иудей просил его показаться ему в роли Судии, и тотчас увидел величественную фигуру Христа с двумя острыми мечами, скрещивавшимися во рту. Повергнутый в ужас иудей молил «истинного Бога и всемогущего Судию» избавить его от вечных мук, угрожавших ему в судный день. Этим видением было завершено его обращение в истинную веру (НМ, 9).

Все эти видения Христа — Младенца, Распятого, Судии — суть не что иное как реализации тех его изображений, которые можно было созерцать в церквах. Как воспринимались подобные изображения? Имеет смысл несколько остановиться на трактовке авторами «примеров» произведений искусства. В проповеди речь идет, разумеется, о церковном искусстве и о священных изображениях, но роль церковного декора проповеднику вполне ясна. Собор — «Библия для неграмотных», и его убранство, украшавшие его скульптуры и фрески имели первостепенное значение в религиозном восприятии паствы. «Примеры», в которых упоминаются живопись и скульптура, немногочисленны, но тем не менее показательны.

Широкой популярностью пользовался рассказ о живописце, который писал изображения святой Девы и дьявола. Богоматерь он писал с особенным благочестием и старался изобразить как можно более прекрасной, дьявола же — по возможности более уродливым. Однажды, когда он стоял на помосте в церкви, выписывая лик Марии, явился бес и потребовал, чтобы он прекратил оскорблять его. Художник ответил отказом: ведь таков черт и есть на самом деле, каким он его написал. Тогда дьявол разрушил помост, на котором он стоял. Падение с большой высоты наверняка стоило бы мастеру жизни, но он успел призвать на помощь святую Деву, и написанное им ее изображение протянуло руку и поддерживало его до тех пор, пока не принесли лестницу и он смог невредимым сойти вниз (Klapper 1911, N 62; Klapper 1914, N 52)[118]. Картина, по убеждению людей стредневековья, — нечто большее, чем изображение, Богоматерь присутствует в ней. И она и дьявол проявляют живую заинтересованность в том, как художник их пишет, и благодарная Дева спасает его от гибели, а разгневанный дьявол старается ему отмстить.

Точно так же и