Читать книгу "«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949 - Марина Евгеньевна Козлова"

5 апреля 1948 года состоялось общее партийное собрание Управления информации СВАГ, на котором рассматривалось персональное дело А. Л. Дымшица. На окончательное решение повлияло выступление С. И. Тюльпанова, заявившего, что Дымшиц «переоценил свои возможности… поступил нескромно… нельзя хвататься за все виды искусств». Но, учитывая его заслуги, «упорную работу на протяжении 3-х лет в Управлении», предложил вынести выговор без занесения в учетную карточку521. Собрание 51 голосом против 49 поддержало Тюльпанова. Без занесения – значит, дальше дело не пойдет!

Кривопалов стал подполковником. И осенью 1948 года вновь вступил в бой. 27 октября на очередном партсобрании Управления информации СВАГ рассматривался вопрос о работе Дома культуры СССР. Под огнем критики Кривопалова оказался выпущенный Домом культуры сборник «30 лет советской поэзии», который консультировал и редактировал все тот же А. Л. Дымшиц522. В сборник попали авторы, «связанные с космополитизмом и формализмом», – М. Алигер, П. Антокольский, Б. Пастернак, И. Сельвинский, а вот М. Горького, С. Щипачева, К. Симонова и даже гимна СССР там не оказалось!

В начале января 1949 года Кривопалов указал на ошибки А. Л. Дымшица, разрешившего показ оперы Римского-Корсакова «Царская невеста». В ней прозвучала «политически вредная ария Лыкова», приехавшего из Германии и восхвалявшего «все заграничное»523. Однако партбюро вновь смягчило идеологические инвективы Кривопалова, свело все к рабочим вопросам и ушло от политических обвинений. Дымшица, правда, предупредили, что при повторении подобных ошибок будет поставлен вопрос об освобождении его от обязанностей начальника отдела культуры524.

В конце января 1949 года ЦК ВКП(б) усилил идеологический прессинг. «Правда» опубликовала редакционную статью «Об одной антипартийной группе театральных критиков»525. На первом месте оказался вопрос о борьбе с космополитами. 8 марта 1949 года на партийном собрании Управления информации СВАГ обсуждался вопрос о новых задачах «в связи с разоблачением антипатриотической деятельности группы буржуазных космополитов»526. Тюльпанову на собрании пришлось признаться, что и «в нашей среде имелись беспачпортные бродяги, о которых гневно говорится в [кинофильме] „Суд чести“»527.

Премьера этого фильма состоялась 25 февраля 1949 года. Вряд ли Сергей Иванович успел его увидеть. Возможно, прочитал рецензию в «Правде», появившуюся еще до выхода кинокартины на экраны. В фильме «Суд чести» «беспачпортных бродяг», «безродных космополитов» и «иванов, не помнящих родства» с потрясающей страстью клеймил Борис Чирков, игравший профессора Верейского – общественного обвинителя на суде чести. Стоит обратить внимание на то, что в фильме провинившийся и раскаявшийся ученый получил мягкое наказание. Ему вынесли общественное порицание, но он остался на работе. Обществу продемонстрировали новый вид репрессий – «смягченный» и показали, как эти репрессии должны работать. Этот мягкий идеологический террор не заменил действующего репрессивного механизма, он лишь дополнил его новым инструментарием, применявшимся в специфических случаях. Недаром, когда речь в фильме зашла о втором обвиняемом (именно он переправил записи американцам и к тому же не раскаялся), суд чести умыл руки и передал дальнейшее расследование его преступной деятельности в «органы».

Вернемся к партийному собранию Управления информации, обсуждавшему задачи борьбы с космополитизмом. Итак, формально нового врага – безымянного «беспачпортного бродягу» – Тюльпанов определил, а как быть с реальными космополитами, действующими в СВАГ? Читаешь четырехстраничное выступление полковника и кажется, что вроде все на месте: социалистический реализм, партийность искусства, безродные космополиты, охаивающие произведения советской литературы, агентура империализма… Но в воздухе ощущение напряженности и беспокойства… Опасность понятна. Тюльпанов и его сотрудники на острие ножа – и по сути своей работы, и по национальному признаку528. Многие вполне могут подойти под определение «космополиты», которых партийные верхи требуют немедленно выявить. Простым повторением «священных формул» уже не отделаешься. Нужно назвать истинных осквернителей советского патриотизма.

Выход из положения Тюльпанов нашел. Он указал на сотрудника «Теглихе Рундшау» И. М. Фельдмана, «высказывавшего антипартийные взгляды, что в связи с вмешательством партии нет хороших произведений литературы». Хуже Фельдману быть уже не могло – в декабре 1948 года он был арестован529. Далее Тюльпанов переходит к самой опасной теме. Он напоминает участникам партсобрания, что свои взгляды Фельдман «высказывал ряду людей, а где же были наши люди?». А потом в протоколе появляется оборванная на полуслове фраза: «Мы в своей среде имели еще и других представителей…»530 Затем пробел на две строки. Возможно, предполагалось, что здесь будут вписаны чьи-то фамилии.

Но указывать пальцем и называть по именам новых космополитов Тюльпанов не стал. Другие выступающие сразу же принялись «склонять» Фельдмана, а заодно искать формализм у немцев: «картины на вокзале Александерплатц формалистичны», не вскрыты ошибки немецких музыковедов, «в немецкой кинематографии не все в порядке»531. Собранию и докладчику явно не хватило коммунистической боевитости. Политуправление СВАГ осталось недовольно. Партийный следователь парткомиссии СВАГ А. Ф. Буров рекомендовал «партийное собрание… по борьбе с буржуазным космополитизмом, как проведенное на низком идейно-политическом уровне… отменить… и вновь поставить этот вопрос»532.

Кривопалов на партсобрании, где коммунисты боролись с космополитами, не был. Иначе к космополитам наверняка прибавился бы еще один – Дымшиц. Тюльпанов понимал, что тучи сгущаются. Прибегли к обычной практике – «сомнительного» сотрудника отправили в СССР, пока не разразился очередной скандал. Вернувшись на работу, Кривопалов узнал, что его идеологический враг благополучно отбыл на Родину, да еще перед отъездом закатил шикарные проводы в Доме культуры.