Читать книгу "Украденное воскресенье - Наталья Александрова"

— Верно, — решился Кирилл. — Вы тут все времябываете, может, что слышали. Хотел я у Марии Михайловны спросить, да ей не дотого. Вы ведь знаете, что она мне тут работу одну нашла?

— Про работу знала, а куда, к кому — этого она неговорила.

— А кто мог про это знать, кто мог разговор нашслышать? — спросил Кирилл, не надеясь на успех.

— Да кто же и слышал, как не этот вонючка, морильщик!Он тут везде шастает, всюду подслушивает.

— Вы имеете в виду Карамазова?

— А кто же еще? Кого из дому не вытолкать? Ест, пьет,все вынюхивает, по всему дому шляется! Сколько раз его заставала, как он поддверью подслушивал и в ящиках рылся!

— Да не может быть! А в тот день, — Кирилл назвалточную дату его разговора с Марией Михайловной, — был он в доме?

— Да он, почитай, каждый день сюда шлялся! Сейчас,правда, я его не пускаю, надоел. Воняет от него дустом каким‑то!

— А что же вы Марии Михайловне или Жене не сказали, чтоон по дому шастает?

Раечка помолчала, поджала губы. Потом махнула рукой, на что‑торешившись:

— Слушай, расскажу уж, теперь скрывать нечего. Тыплемянника моего Витьку знаешь?

— Раньше видел.

— Сейчас‑то он парень хоть куда, армию отслужил,женился, а лет семь тому, ему пятнадцать лет было, был он не то чтобыхулиганом, а так, перекати‑поле. Я его сюда не очень‑то пускала, нокак‑то зашел он, ключ, что ли, потерял или другое что, уж не помню я. Ипосле пропала пепельница серебряная, в коридоре их три штуки стояли, помнишь,раньше?

— Помню. Красивая была пепельница, дорогая.

А что Витька ко мне приходил, никто не знал. Все поохали,поахали, думали, может, кто посторонний прихватил, там ремонт приходили делать,электрики… А Карамазов отозвал меня в сторонку и говорит, что пепельницу Витькавзял и Жорке во дворе продал, он, мол, сам видел. Я к Витьке, всыпали мы ему ссестрой по первое число, сроду в нашей семье такого не водилось. Признался он,а пепельницу не найти, уплыла уже куда‑то. Так Карамазов мне и говорит,что если я не буду все делать, что он прикажет, то он живо Витьку под тюрьмуподведет. Я ему, конечно, не поверила, не такие это люди, чтобы в суд на парняподавать из‑за пепельницы, но сраму, сраму‑то сколько. Узнают все,мне от дома откажут! Но я ему говорю, что против них делать ничего не буду,хоть убейте меня на месте. Он говорит, ты только помалкивай, я сам все выяснючто нужно, а если что пикнешь, то такого про тебя Марии Михайловне наговорю —вовек не отмоешься!

— Скотина какая!

— Это уж точно. Вот и ходил везде, шарил глазкамисвоими мерзкими, сам как таракан!

— Ну ладно, спасибо вам, пойду я, обдумаю это дело.Цезарь, мы же уже гуляли!

По дороге домой Кирилл вспомнил, что он обещал профессоруСолодору достать ту злополучную таблетку, так что придется идти к Татьяне наработу, а потом напроситься к ней домой. Вот так вот. Он из‑за неерискует своим добрым именем, а она с этим козлом…

В этот вечер было холодно, и настроение у меня было ужасное.Чувствовала я себя неважно с самого утра — болела голова, знобило, вдобавок где‑топрохватило шею, и голова поворачивалась только в одну сторону. Шея — это моеслабое место. Я волновалась, как там Аська. Ведь второпях я собрала ей с собоймало теплых вещей. Вдобавок, когда мы шли домой от метро, нас вымочил дождь. Япредставила, как сейчас войду в пустую темную квартиру, где ждет меня толькокошка. Она бросится ко мне не потому, что рада, а потому, что хочет есть; как янакормлю кошку, через силу съем что‑нибудь сама, потом включу телевизор,чтобы не сойти с ума от тишины, посмотрю какую‑то чушь, потом лягу ипопытаюсь заснуть, а перед глазами будет стоять Аська… нет, это невыносимо.

Я уже открыла рот, чтобы пригласить Кирилла подняться, нотут он заглянул мне в глаза:

— Таня, можно я зайду?

Слава Богу, наконец‑то догадался! Я даже повеселела.

Мы поднялись в квартиру, я молча ходила по кухне, машинальнонакормила Пуську, поставила чайник.

— Извини, с едой у меня не очень. Ты не думай, я вообще‑тоготовлю, просто сейчас одной ничего не хочется. — Голос мой дрогнул.

— Скучаешь по дочке?

— Ужасно! — Вдруг слезы сами собой хлынули изглаз. — Прости, пожалуйста, Кирилл, что‑то я сегодня совсемрасклеилась.

Я неудачно повернула голову и чуть не вскрикнула от боли.

— О, да ты совсем больна, давай‑ка лечиться!

Он налил мне крепкого чая с лимоном, потрогал лоб.

— Надо бы лекарство принять.

— Никаких таблеток! — испугалась я. — Послетого случая у Валентины я вообще ничего никогда принимать не буду.

— Ну хорошо, — он ласково прикоснулся к моейшее, — давай‑ка я сделаю тебе массаж.

Он безошибочно нашел то самое место, которое так болело, истал сначала бережно, потом все сильнее разминать его и разглаживать. Было такспокойно и ужасно приятно, что кто‑то обо мне заботится.

Так нельзя, Таня, нельзя так бояться таблеток, какой‑нибудьаспирин тебе не повредит. Ведь там, у Валентины, было совсем другое. И тыприняла всего одну таблетку, а кстати, другую ты выбросила?

Все тело мое окутала теплая истома, мучившая с утра боль вшее отступила, и даже голова перестала болеть.

— Да нет, не выбросила, — сонно сказала я, —там она, в кармане, так и валяется.

Кирилл еще долго массировал мне шею, потом закутал ее теплымшарфом, а меня укрыл пледом.

— Ты полежи, а я пойду поесть приготовлю, ты невставай, надо в тепле побыть.

Было так уютно лежать под пледом, шея прошла, и я как‑тослучайно заснула, прижимая к себе Аськиного медведя.

Проснулась я утром, было светло. Сначала я всполошиласьбыло, но вспомнила, что Миша вчера пожалел меня и разрешил не выходить наработу. Я потянулась, под боком спала кошка Пуся, очевидно, ей тоже былоодиноко. Почему же я сплю одетая? Ой, а где же Кирилл? Я встала и обошлаквартиру. Кирилла, естественно, нигде не было. Очевидно, он ушел еще вчеравечером и захлопнул за собой дверь. Стыд какой, пригласила мужчину в гости, асама заснула. Только никому не рассказывать, а то засмеют. Я набрала номерКирилла.

— Кирилл, мне так стыдно, что я заснула…

— Хорошо выспалась? весело поинтересовался он.

— Да, и шея почти не болит, спасибо тебе.

— Это хорошо, а теперь, извини, дорогая, я на работуубегаю.

— А вечером… ты зайдешь?

— Сегодня ну никак не могу, уж прости, работаюдопоздна.