Читать книгу "Семь грехов памяти. Как наш мозг нас обманывает - Дэниел Шектер"

Некоторые рассказы детсадовцев в той же «Вересковой пустоши» можно связать и с давлением, которое часто оказывается во время проведения бесед. Мэгги Брук зафиксировала ряд случаев, когда в обмен на показания Сьюзен Келли давала обещания и даже взятки.

В дни суда над Шерил Амиро ле Фо мы мало знали о влиянии общества на точность детских воспоминаний. Ученые, как правило, изучали последствия наводящих вопросов в отрыве от общественного давления, столь частого в беседах 1980-х гг. Исследования показали: если дошкольникам задавали всего один наводящий вопрос, они редко ошибались в воспоминаниях о сути события – и прекрасно помнили о том, снимали незнакомцы с них одежду или не снимали[245].

В наши дни этот пробел начинает заполняться. В 1998 г. психологи Сена Гарвен, Джеймс Вуд и их коллеги из Техасского университета в Эль-Пасо воспользовались новым средством, недоступным в дни суда над владельцами «Вересковой пустоши»: стенограммами допросов из дела Макмартин[246]. Как и в беседах, которые вела Сьюзен Келли, в деле Макмартин следователи давили на непокорных дошкольников как могли, пытаясь вытащить сведения будто клещами. Они не только задавали наводящие вопросы, но еще и хвалили за нужные реплики, сулили за них награду, выражали разочарование или неодобрение, когда дети не давали желаемый ответ, повторяли вопросы, на которые им ответа сначала не давали, да и вообще предлагали детям призвать фантазию: а скажи, вот если бы…

Гарвен и коллеги сравнили методы, примененные в деле Макмартин, с контрольным состоянием, при котором детям задавали только наводящие вопросы. Аспирант под псевдонимом Мэнни Моралес рассказал дошкольникам историю про горбуна из Нотр-Дама: те просто слушали. Потом Мэнни раздал кексы и салфетки, попрощался и ушел. Неделю спустя детей в контрольной группе спросили, что делал Мэнни: снимал ли он шляпу, просил ли детей сидеть тихо, призывал ли их слушать… Им задавали и наводящие вопросы о том, чего Мэнни не делал: рвал ли он книгу, клеил ли стикеры кому-нибудь на колени, ругался ли, швырялся ли карандашом в ребенка, который не мог усидеть молча… Детям из второй группы, на которых решили «надавить», задавали те же вопросы, но применяли и другие методы воздействия, отраженные в стенограммах дела Макмартин.

Результаты тревожили. Под давлением пяти- и шестилетние дети ответили «да» на половину заведомо дезориентирующих вопросов. Дети того же возраста из контрольной группы – менее чем на 10 %. Среди четырехлетних детей исход был похожим, среди трехлетних еще хуже: «да» 81 % наводящих вопросов под давлением – и 31 % в контрольной группе. Цифры почти не оставляют сомнений: методы давления, подобные тем, которые применялись следователями в деле Макмартин и в деле «Вересковой пустоши», рушат точность воспоминаний в рассказах дошкольников о прошлых впечатлениях.

Было и другое нашумевшее дело. В небольшом городке Уэнатчи, штат Вашингтон, девятнадцать человек осудили за организацию детского «сексуального кружка». Но обвинительные приговоры были поставлены под сомнение: тринадцатилетняя девочка, главный свидетель, отказалась от показаний и сказала, что главный следователь заставил ее обвинить взрослых в насилии. «Мне пришлось все это придумать, – призналась она. – Сначала я сказала, что этого не было… а потом он заставил меня солгать». Эксперименты, которые провели психологи Дженнифер Экил и Мария Сарагоса, показали: если попросить учеников начальной школы рассказать о том, что они видели чуть раньше на видеозаписи, и при этом задать наводящий вопрос, возникнет серьезная проблема с памятью об источнике впечатлений: дети путали свои собственные ответы с тем, что было на видео[247].

Но хоть итог нового исследования внушаемости детей и убедил двадцать девять ученых, подписавших заключение доктора Брук, прокуроры настаивали: для начала нового разбирательства по делу Шерил Амиро ле Фо нет никаких оснований. Зимой 1998 г. Мэгги Брук рассказала о своем исследовании судье Исааку Боренштейну, подчеркнув важные отличия от ранней работы, доступной в дни первого суда над Амиро. Несмотря на опровержения со стороны обвинения, Боренштейн счел аргументы Брук убедительными, раскритиковал доказательства обвинителей и вынес решение в пользу нового судебного разбирательства. Впрочем, последнее слово было не за ним. В августе 1999 г. Высший апелляционный суд штата Массачусетс согласился со стороной обвинения в том, что на момент судебного разбирательства доказательства насчет внушаемости детей были и что Брук не добавила ничего принципиально нового, – после чего отменил решение судьи Боренштейна и восстановил приговор Амиро ле Фо. Казалось, теперь ее снова ждала тюрьма. Но в октябре 1999 г., за несколько дней до возвращения в тюрьму, прокуроры и адвокаты пошли на сделку: Амиро ле Фо освободили в срок, но она так и осталась осужденной и в течение десяти лет условного срока не имела права обсуждать дело по телевидению или получать какую-либо прибыль от своей причастности к нему. Джеральд Амиро по-прежнему в тюрьме; свидания с сестрой ему не позволены[248].

В 1980-х гг. ошибки в допросах обернулись трагедией и для семьи Амиро, и для родителей, и для детей в «Вересковой пустоши», и для тех, кого опутали все эти тяжбы о детских садах, – но эти же ошибки привели к тому, что в 1990-х мы по-новому взглянули на внушаемость, и сегодня это может принести пользу и детям, и обществу. Теперь мы лучше знаем о том, какие факторы повышают внушаемость у маленьких детей: наводящие вопросы, давление взрослых, принуждение к ответам… Но именно потому мы должны узнавать и о том, как ослабить влияние этих факторов. Если задавать простые открытые вопросы и избегать рискованных методов прошлых лет, у нас будет прекрасная возможность получить точные сведения даже от самых юных свидетелей.

Внушаемость остается тревожной уязвимостью памяти, особенно у малышей. Но хоть она и способна навредить нам сильнее, нежели любой из семи грехов памяти, ее, вероятно, легче всего свести на нет. Если для борьбы с той же эфемерностью воспоминаний или рассеянностью внимания требуются немалые усилия, сложные техники кодирования или создание вспомогательных средств внешней памяти, то избежать пагубных воздействий внушаемости можно даже в том случае, если знать, чего не следует делать. Нет никаких причин, по которым сотрудники полиции или специалисты в области ментального здоровья, беседуя с детьми или взрослыми в контексте правовой системы или же на сеансах психотерапии, должны повторять ошибки, допущенные еще до начала 1990-х. Тогда психологи, объявив греху внушаемости своего рода «исследовательскую войну» и раскрыв уязвимость наших воспоминаний к внушениям, дали нам оружие, способное защитить цельность памяти от внешних воздействий, которые, если их не принимать во внимание, способны причинить ей немалый вред.