Читать книгу "Счастливый доллар - Екатерина Лесина"

Она оделась, отметив, что надо бы одежду постирать да и самой душ не мешало бы принять. А лучше бы, конечно, ванну, горячую и с синей солью, чтобы кожа потом сухая была и пахла морем.

– А если сегодня она тебя пристрелит?

– В кафе?

За сборами следил с усмешкой.

– В кафе. Или после, когда к стоянке пойдешь. Или раньше, когда только выйдешь. Какая разница, когда и как? Главное…

Главное, Агнешке не хочется отпускать его к той, другой, которая когда-то была любимой, пусть и ненадолго. Ревность? Да, ревность. И пускай.

– Я не хочу сидеть в этой глуши в надежде, что ты все-таки явишься…

…или не явишься, а это будет означать, что тебя уже нет. Но о таком не стоит думать.

Интерлюдия 8

«Здравствуй, папочка, как же я рада, что пишу тебе!

Я была так счастлива, когда получила от тебя письмо. Пожалуйста, пиши мне каждый день. Здесь так одиноко… я скучаю по Баку и скучаю по тебе.

Папа, я надеюсь, с тобой все хорошо? Расскажи, как там, дома, я ведь ничего не знаю, хотя помню обо всех. Скажи, мама по-прежнему болеет? Пусть она напишет мне, ладно? Я очень виновата перед ней и перед тобой. Простите меня, пожалуйста, но я не могла ничего с собой поделать.

Я никого не убивала, папа. И Бак тоже не хотел убивать. Просто так все получилось, но никто не верит мне. Пожалуйста, хотя бы ты, папа.

А недавно я получила письмо от миссис Барроу. Она помнит обо мне, и, кажется, сейчас мы куда более близки, чем раньше.

Знаешь, здесь очень холодно, но сегодня показалось солнце. Я соскучилась по солнцу и по тебе, папа. Слышала, будто друг Бака умер. Это так странно, он ведь был таким молодым, и я помню, что выглядел он здоровым. А теперь вдруг умер.

Папочка, ты, конечно, не знаешь, но в это же время четыре года назад я встретила Бака. Разве могла я тогда подумать, что все так закончится? Тогда я видела перед собой лишь его, а он – меня. И мы верили, наша любовь нас спасет.

Не спасла. Бак погиб, и сердце мое умерло вместе с ним. И сейчас, пусть я в тюрьме, но это не страшно, папочка. Куда страшнее жить без него. Но я буду. Я постараюсь жить, чтобы не расстраивать еще тебя и маму, а потом, когда придет мое время, я буду готова. Я верю, что он ждет меня и что Господь милосерднее людей – он пощадит нашу любовь.

А в тюрьме совсем не плохо. Недавно к нам приезжал джазовый ансамбль, и девочки танцевали. Девочки меня жалеют, и охрана тоже, и говорят, что, может быть, меня отпустят досрочно, но я боюсь верить. Но если так получится, я наконец приеду к тебе, папа. Я очень соскучилась. Почаще пиши мне.

Твоя одинокая дочь Бланш»[7].

БланшРазговор, которого не было

Ох, мистер, мне сложно говорить о том, что происходило. Вы, верно, ждете каких-то откровений и тайн, ищете чего-то, что прежде не было известно, но вряд ли вам удастся найти. О Бонни, Клайде и Баке говорили много и всякого, а моя история вряд ли отличается от прочих.

Если хотите, расскажу о себе. Только грустным выйдет этот рассказ.

Все началось для меня, когда я встретила Бака Барроу. Это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Да, даже теперь я помню его и жду встречи. И знаю, что он так же сильно любил меня. Спрашиваю у вас, мистер: является ли преступлением пойти за тем, кого любишь? Да я предпочла бы встретить смерть, чем жить без него. И вот эта, нынешняя жизнь – самое страшное, что могло произойти. Каждую минуту я скучаю по нему. Каждый вечер я молюсь за его душу и проклинаю Клайда Барроу. Это он, а не полиция убил своего брата.

Но если идти от самого начала, то еще когда мы поженились, я знала, что с Баком не будет просто. И наивно верила, что смогу помочь, уберечь, направить… всякая женщина надеется, что сумеет изменить любимого.

И, мистер, у меня почти получилось. Сначала я уговорила Бака сдаться властям, что было нелегко и для него, и для меня. Его осудили, а я осталась мучиться на свободе. Я отбывала срок вместе с ним, хотя вокруг меня и не было ни решеток, ни охраны. Одиночество стало моей тюрьмой. Но вот к моим мольбам прислушались и силы вышние, и силы земные. И однажды я получила телеграмму: «Малыш, я еду домой».

Один Бог знает, сколь много для меня значили эти слова! Той ночью я не могла уснуть, потому что была слишком счастлива. Я была, словно ребенок в ночь перед Рождеством, в радостном волнении ожидающий чуда. И оно случилось!

Проснулась я от того, что кто-то держал меня в объятиях, целуя в глаза и губы, и говорил:

– Просыпайся, малыш!

Это был Бак.

На следующее утро мы упаковали мой рюкзак и сумки, погрузили их в машину и уехали в Даллас. Мы хотели поговорить с родителями Бака и, быть может, попросить их помочь с работой для него, ведь я и вправду думала, будто отныне все изменилось и с преступным прошлым покончено. Но в Далласе мы на свою погибель встретили Клайда Барроу.

Он специально приехал, чтобы повидаться с братом, и уже тогда я боялась встречи, пусть Клайд и был приветлив со мной.

О нет, он не был дьяволом во плоти, каким любят выставить его газеты. Он был человеком, пусть ужасным, но человеком.

В ту ночь братья говорили, а я, спрятавшись в спальной, гадала, чем же закончится их разговор. Я молилась Господу, прося защитить Бака, но, видимо, мои просьбы изрядно ему надоели.

Глубокой ночью Бак поднялся ко мне. Он был слегка пьян, что, конечно, меня разозлило.

– Малыш, послушай… – он знал, что мне не понравится его план, потому как на самом деле он принадлежал Клайду, а от Клайда я не ждала ничего хорошего. И опасения мои оправдались.

– Мы поедем в Джоплин. Хороший город, тебе там понравится, – уговаривал меня Бак.

– Зачем нам ехать туда? – спросила я.

– Навестить Бонни и Клайда. Нет, малыш, все не так, как ты подумала. Я не собираюсь снова нарушать закон. Мы просто снимем дом или квартирку, где отдохнем пару недель. Мы ведь все устали, малыш.

Что я могла ему сказать? Я молчала, а Бак продолжал уговаривать.

– Все магазины в городке будут работать на вас с Бонни. Помнишь, ты хотела обустроить нашу квартиру? Обустраивай. Клайду барахло ни к чему, поэтому все, что купишь, нам и останется…

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ну почему я не находила в себе сил поверить Баку? Может, потому, что он говорил и за себя, и за Клайда, а я вообразить не могла, чтобы Клайд вдруг стал жить спокойно.