Читать книгу "Моя желанная студентка - Майя Чи"

Она продолжает щебетать про дела в театре, и мы даже некоторое время поддерживаем разговор, но вскоре болтовня “ни о чем” начинает утомлять. Благо звонит ее телефон, и мы с Вишневским остаемся наедине.

— Не расскажешь? — повторяю свой вопрос. Пусть Оля и перевела разговор в другое русло, любопытство никто не отменял.

Андрей хмыкает:

— Нечего говорить, Ник. Моя очередная попытка покорить любимую женщину провалилась. Это знаешь как? Будто ты в пустыне, а перед тобой высокая крепостная стена, за которой спрятан райский уголок. Но вот, блять, сколько ты ее не осаждай, сколько ни бейся, итог один — сидишь и жрешь песок со стеклом.

— Может, стоит попробовать иначе? — произношу с улыбкой.

— Например?

— Игнорируй.

— Ты сейчас издеваешься?

— Я, конечно, не гуру в любовных отношениях, и все же. Когда человек привыкает к тому, что он кому-то нужен, то начинает принимать твою любовь как должное. Пока ты рядом, она спокойна, но стоит тебе пропасть…

— Это не мой вариант, Ник… — Вишневский качает головой, встает и подходит к окну.

— Почему нет?

— Потому что я сам не вынесу разлуки. Не уверен, что ты меня поймешь.

— Не пойму, — соглашаюсь с ним. — Я только начинаю понимать.

Он оборачивается и прищуривается.

— Все-таки Граф? — Заметив мое смущение, начинает улыбаться. — Ты никогда не искала легких путей.

— И по тернистому устаешь идти, Андрей.

— У вас ситуация другая, Ник. Не хочу тебя обнадеживать, но если он серьезен, то… Блин. Вдвоем всегда идти легче! А вот одному…

— О чем шепчетесь? — Оля возвращается в кухню, как ураган, и мы вынужденно продолжаем чаепитие, снова игнорируя болезненные темы.

Вскоре Андрей уезжает. Сожительница спустя час тоже покидает квартиру. Я же, пользуясь выходным, захожу в интернет и изучаю информацию, присланную Григорьевым. Уже к вечеру пишу первую статью, скидываю на суд одногруппнику и тут же получаю одобрение. Я принята в штаб! Теперь в свободное время буду заниматься наполнением его сайта, загружая готовые рефераты для школьников, и в перспективе беря заказы. Не самый лучший способ обогатить знания детей, и все же сумма, предложенная Пашей, приходится мне по душе.

В какой-то момент, когда солнце закатывается за горизонт, мой телефон начинает разрываться от звонка. Фотография мамы вводит меня в замешательство. Страшно отвечать. Если она начнет слезно просить о встрече, вряд ли я смогу отказать. Несмотря на обиду, она всегда останется близким человеком.

— Да, мам.

— Вероника, ты где? — Ее голос полон волнения, и это меня напрягает.

— В чем дело?

— Ты так и не ответила на мое сообщение. Может, уже пора вернуться домой и поговорить, как взрослые люди?

Наверное, произнеси она эти слова чуть ласковее, то я несомненно испытала бы чувство вины за свой поступок, но ее резкость вызывает отторжение. Я стискиваю зубы.

— Взрослые люди не умеют со мной говорить, мам. Им выгоднее возложить на меня невыполнимую миссию, забить на мои желания, — даже если те всего лишь временная прихоть, — и потом унизить. Непременно дать оплеуху, обозвать шлюхой…

— Вероника!

— Мам, я тебя очень люблю. Всем сердцем. Правда-правда! Но после слов, написанных мне отцом, не хочу возвращаться. По крайней мере, не сейчас.

Она тяжело вздыхает, и некоторое время молчит.

— Это все, о чем ты хотела поговорить? — подгоняю ее, чувствуя, что чем дольше висит звонок, тем больше вероятность дать слабину. Не хочу плакать при ней. Не хочу показывать свою слабость и несостоятельность. Возможно, для них мое поведение кажется неуместным капризом, но для меня оно имеет гораздо большее значение.

— Ко мне приходила Анна, жена Графа, — сообщает с какой-то обреченной усталостью.

Тело тут же реагирует на новость. Замираю. Перестаю дышать. И жду. Ведь неспроста же она об этом заговорила.

— Не помню, чтобы мы когда-то были подругами. Тем не менее, она пришла с гостинцами, нахваливала мою стряпню, про тебя спрашивала…

— И что ты? — спрашиваю в нетерпении.

— А что я? Я ничего. Вот звоню узнать, у кого живет моя дочь, потому что намеки совершенно чужих людей не значат ничего только до той поры, пока не вскроется правда. Впрочем, я и сама еще не решила, хочу ли знать ее? Правду эту.

— Если тебе станет от этого легче, то сейчас я живу у знакомых.

— У Светы тебя нет.

— Она не единственный мой друг.

— Андрей?

— Мама.

— Что мама? — Возмущается. Ей претит моя отчужденность. Как и любая мать, она годами выстраивала наше доверие, кладя один кирпич за другим, но сейчас этот мост сломан. Я не могу сказать, что моей вины в том нет. Я прекрасно осознаю свой проступок. Но обида никуда не делась. Да, мне хочется отринуть все, и поплакать в объятьях матери. Чтобы ее рука, как в очень далеком детстве, коснулась волос, ласково погладила их, а из уст вновь лились только добрые и нежные слова. Разве я много прошу? Нет.

— Знаешь, я виновата перед вами. — На глаза вдруг наворачиваются слезы. Тяжело признавать ошибки. — Но…

— Но?

Теперь она поторапливает меня.

Я хмыкаю и улыбаюсь сквозь слезы.

— Не знаю, что там тебе наплела эта женщина, но я бы точно не прислушивалась к той, что, потеряв остатки гордости, является к бывшему мужу после своей же измены.

— Вероника… Неужели… Как ты…

— Никаких неужели, мам. Извини, но мне пора.

— Вероника! — Я отстраняю телефон от уха, не желая слышать ее крик. — Очнись! Он тебе в отцы годится! Господи, девочка моя, ты совсем с ума сошла? Вот же гад! Одной женщине жизнь испортил, теперь и до тебя добрался? Так, значит, ты у него?!

— Нет.

— Так я тебе и поверила. Сережа, ты слышал это?

Я застываю в очередной раз, но теперь словно пораженная громом. Она разговаривала при отце? При том, кто…

— Вероника! — Вздрагиваю. Голос отца полон ярости. И это логично, ведь я позволила себе влюбиться в человека, чье имя никогда не произносилось в нашей семье в позитивном ключе. Однако:

— Знаешь, пап. Перестань слышать только то, что тебе удобно. Вам с мамой только дай хорошего человека оболгать! Причем, беспочвенно!

— Ты меня жизни не учи! Еще молоко на губах не обсохло, а уже голос повышает. Значит так, если через час не будешь дома, я лично приеду и набью ему морду! Поняла меня?!

Я кладу телефон в сторону, не выключая его. Динамик трещит под тяжестью обвинений, летящих в адрес Стаса. И, наверное, мне впервые в жизни становится интересно, это лишь неприязнь или нечто большее? Почему родители так ненавидят его? Может, я чего-то не знаю?