Читать книгу "Счастье ходит босиком - Лана Барсукова"

Наконец они вышли на улицу. Паша, как конвоир, гнал ее к своей машине.

– Давай по набережной прогуляемся! Там красиво, – грустно предложила Лена. Она еще на что-то надеялась.

– Сейчас везде красиво, зима же, – срезал ее Паша.

Молча, не говоря ни слова, они доехали до бизнес-центра.

Паша затормозил прямо около огромного, похожего на светский танк «Лексуса». Лена демонстративно обиженно хлопнула дверцей его «Хёндэ» и пересела, точнее, вознеслась, на свое законное место, в салон, больше похожий на кабину космического корабля, где куча электронных огоньков напоминала гирлянду новогодней елки.

«Лексус» тронулся с места в карьер, рыкнув в сторону невзрачного «Хёндэ» благородным басом мощного двигателя. Паша посторонился, иначе рассерженная Лена могла отдавить ему ногу.

«Вот стерва», – подумал Паша. «Мудак», – огрызнулась в душе Лена.

Уставшие и измотанные встречей, они разъезжались по домам, по своим жизням, случайно пересекшимся в зимнем лесу. Но город не лес, он все расставил по местам.

Дорогой каждый думал о своем.

Лена думала о том, как измельчали мужчины и как тяжело и холодно быть одной. И что она опять обманулась, а ведь начало было такое многообещающее. Ей почудились в этом мужчине напор и мужественность, чего в нем, оказывается, нет и в помине.

А Паша пытался унять маяту, забыть стыдливость этой встречи. И чтобы не распалять в себе горечь разбитых надежд, он заставлял себя думать о том, стоит ли менять масляные фильтры или старые еще послужат.

Женщины как витрины

Поезд приятно дергался на стыках рельсов. Лиде не спалось, и она с удовольствием прислушивалась всем телом к мягкому потряхиванию вагона. Когда же последний раз она ездила на поезде? Может, в детстве, возвращаясь с родителями с юга? Тогда не уточняли, с какого юга. Он был один на всех. Как сейчас говорят, курорты Краснодарского края. Не знали еще египтов и таиландов разных. Точнее, конечно, знали, но только как разноцветные заплатки на карте мира. А в повседневности советских людей их не было, поэтому Лида с родителями отдыхала исключительно на Черном море, что могли себе позволить далеко не все девочки их класса.

Но это все в прошлом. Сейчас у Лиды все хорошо: и Египет есть, и Таиланд, и муж есть, и дети, и здоровье – все, что положено иметь в 45 лет. И родители еще не болеют, могут с детьми посидеть, пока они с мужем подготовят плацдарм для новой, почти столичной жизни. Да, вот такие они с мужем молодцы-удальцы. Продали квартиру-дачу-гараж-погреб в своем сибирском городке, прибавили накопления, и вот она – новенькая квартира в Санкт-Петербурге, в культурной столице необъятной родины. Правда, слово «культурная» Лиде не нравилось, она считала, что это выглядит как попытка примазаться к столичности. Потому что столичность – она, как водка, может быть только сорокаградусной, у нее нет градаций. Вот Москва – просто столица, и никому нет дела до того, культурная она или бескультурная. Лида предпочитала говорить «императорская столица», что исторически верно и подчеркивало исключительность ее нового места жительства. К тому же напоминало про Императорский фарфоровый завод, а красивую посуду Лида очень уважала.

Муж уже там, в императорской столице, изводит ее звонками, сам не может ни с кафелем, ни с розетками определиться. Хороший у нее муж – ответственный и исполнительный. Идеальный ответственный исполнитель.

А она вот следом едет. Потому что летать на самолетах у нее нервов не хватит. Ладно в Египет – не проложены рельсы из Сибири до берегов Красного моря, как говорится, вариантов нет. Пару глотков виски из бутылки, купленной в Duty Free, – и вперед, в небеса, под стук сердца и спазм желудка.

Но, слава богу, по родной стране можно и на поезде передвигаться. Это, конечно, если вы не в Надыме живете или, прости господи, в Тобольске. В тундре рельсы в болоте тонут, пока в вечную мерзлоту не упрутся. Но она с мужем до такого географического экстремизма не дошла, дальше Иркутска на карте Родины не отступила. Байкал – это, конечно, красиво, но холодно. Хватит с нее, пожила там, куда раньше только преступников ссылали, отморозила себе нос по самые уши. Пора и другим место уступить.

Так думала Лида, наблюдая за тем, как огни от вокзальных фонарей прочерчивают дугу по купе. Вот появляется яркое пятно на стенке напротив и скорее вверх, на потолок, чтобы прочерком перебежать на другую стенку и пропасть в районе свисающего полотенца. И снова, снова, снова…

Лиде хорошо, спокойно. Она думает о будущем. О том, как поведет детей в Эрмитаж, как сфотографируется на фоне Медного всадника и разместит эту фотку в Одноклассниках. Но это как-то уж очень далеко. Лида приземленная женщина, поэтому ее натура просит приблизить горизонт будущего. И она начинает думать о завтрашнем дне. С утра надо встать пораньше, пока очередь в туалет поменьше. А потом она попьет чаю из дребезжащих подстаканников, как в детстве – в состоянии полного кайфа. Только бы к ней в купе никого не подселили. Это же надо, чтобы так повезло: одна на целое купе, как барыня едет. В этом месте размышлений о своей везучести Лида провалилась в сон.

Но ненадолго. Требовательный стук в дверь купе сопровождался бодрым, а потому противным, голосом проводницы: «Открывайте, пополнение к вам». Хрупкая надежда на то, что Лида так и проедет дорогу одна, без попутчиков, рухнула, причем рухнула в самый неурочный предрассветный час, когда сон особенно нежный и навязчивый.

Заспанная, с недовольным лицом, не желая придать ему даже видимость гостеприимства, Лида открыла дверь, точнее, просто щелкнула дверным замком. Пусть сами дверь тянут, раз хватило ума на такой ранний поезд билеты взять. Она упала обратно в сон.

Но сон пришел какой-то ненастоящий, к нему примешивалось любопытство. Лида хотела одновременно и спать, и знать, кого принесла нелегкая в ее купе. То, что купе было «ничейным» еще совсем недавно, никакой роли не играло. Она первая обжила его и чувствовала себя хозяйкой, которую уплотнили, подселив к ней чужих людей. А вдруг будут храпеть? Или икать? Так к любопытству добавилось беспокойство, и это окончательно прогнало сон. Лида уж не спала, но лежала с закрытыми глазами.

– Вы сверху? Тут как места расположены? Нечетные снизу? – женский голос и шуршание бумаги.

«Наверное, билет разворачивает», – догадалась Лида. Судя по голосу, женщине от 30 до 50. Лида умеренно обрадовалась этому обстоятельству – будет с кем за чаем поболтать. Примерно в этом возрастном интервале Лида отмеряла круг своего общения. Границу в сторону молодости она прочерчивала, широко отступив от своего возраста. А вот в сторону старости делала совсем маленький припуск.

– Да, нижняя ваша. Я немного вас задержку, постель расправлю только, – отвечал другой женский голос с легкой ноткой уверенности в своем праве задерживать кого угодно и на сколько угодно.

В голосе не слышалось суетливости. Было понятно, что торопиться та, вторая, не намерена.

Лиде захотелось разглядеть новых попутчиц, и она даже чуть приоткрыла глаза. В полумраке купе колыхались две женские фигуры. Одна с точеной талией, как рюмка на тонкой ножке, а другая с довольно посредственной фигурой, приземистая. Люда сразу связала уверенный голос с изящной фигурой. Конечно, если тебя природа от Софи Лорен клонировала, то чего тебе дергаться, суетиться. Подождут, перетопчутся.