Читать книгу "Ловушка для тигра - Кирилл Казанцев"

Минут двадцать все было тихо. Перед взгорком, за которым открывался вид на МКАД, лесная дорога делала поворот, и в замерзшей грязи там Максим видел множество отпечатков подков. Всадник сделает полный круг и скоро снова будет здесь. Максим терпеливо ждал, слушал, как шумит лес, рассматривал опавшую листву у себя под ногами, и снег, падавший на нее, уже не таял. Глухой ритмичный стук заставил Максима насторожиться. Он привстал, выглянул из-за укрытия — так и есть, джигит пошел на второй круг. Вот и хорошо, вот и славненько. Максим достал из кармана куртки петарду, зажигалку, приготовился. Момент броска надо рассчитать так, чтобы напуганная взрывом лошадь рванула в сторону глухого забора по узкой тропе. И почти угадал, поджег фитиль и швырнул шипящий искрящийся снаряд почти под копыта лошади. И следом — для верности — бросил вторую петарду. Эффект превзошел все ожидания — кобыла от взрыва прыгнула вбок на всех четырех ногах одновременно. Всхрапнула, закусила удила и понесла, но только не по тропе, а прямо через лес. Максим едва успел убраться с дороги обезумевшего животного, вскочил, помчался следом. И в голове постоянно крутилось главное правило, навечно вбитое в сознание тренером: если чувствуешь, что лошадь пошла вразнос, а остановить ее не можешь — бросай стремена и падай немедленно. Целее будешь. Но джигит до такого опуститься не мог, гордость не позволяла. Он мешком телепался на спине лошади, бросил повод, вцепился в гриву и что-то орал, как женщина в истерике. Максим уже решил, что придется изменить первоначальный план и все-таки пристрелить младшенького сына «куратора», когда все вернулось на круги своя. Кобыла несла всадника по лесу, между деревьями, не разбирая дороги. Повод давно болтался у нее почти на ушах, и взять его горец даже не пытался. Поэтому сделать ничего не смог — врезался коленом в ствол сосны, заорал не своим голосом и вылетел из седла. Вторая нога застряла в стремени, и трюк «волочение за лошадью» джигит исполнял еще минут пять. До того момента, пока лошадь не остановилась перед бетонной плитой забора.

С такой скоростью бегать по пересеченной местности Максиму не доводилось давно. Больше всего он боялся, что зверек придет в себя и попытается удрать. Но опасался этого Максим зря — сын «куратора» лежал неподвижно, нога в остроносом лакированном ботинке так и торчала в стремени. И была странным образом неестественно вывернута. «Вывих или перлом», — быстро, на глаз определил Максим, но уточнять диагноз не стал. Двинулся осторожно с левого бока к лошади, заговорил с ней, спокойно и даже ласково:

— Тихо, дурочка, тихо, не бойся. Иди сюда, моя хорошая, иди, — а сам подбирался мелкими шагами, стараясь двигаться плавно. Кобыла — настоящая красотка, невысокая, метра полтора в холке, маленькая сухая голова с чуть вогнутой переносицей и белой проточиной по ней, шея длинная, черный «петушиный» хвост держит высоко. Лошадь косилась на незнакомого человека огромными блестящими глазами, всхрапывала, вздрагивала всем телом, шарахалась из стороны в сторону. И тащила за собой по кочкам и корням еще живого всадника — тот слабо стонал в ответ на каждое движение лошади. Максим не сдавался, шел слева и чуть позади лошади и, в конец концов, прижал ее к забору. Схватил поводья, взял кобылу под уздцы, погладил по храпу, потрепал по шее. Лошадь фыркнула, дернула головой, но вырваться не смогла. Максим обмотал поводья вокруг тонкого ствола молодой ольхи, обошел лошадь, остановился. Джигит слабо шевелился, его рука тянулась к карману кожаной куртки, где заливался мобильник. Максим опередил горца, вырвал у того телефон из кармана и с силой швырнул мобильник о забор. Пластиковая коробка уцелела, отлетела только крышка, лязгающий восточный мотив пугал лошадь. Она проржала коротко, рванулась назад, чуть присела на задние ноги. Седло со спины съехало набок, пустое стремя лежало почти на спине лошади.

— Тихо, тихо, сейчас, — негромко произнес Максим, подобрался к орущему мобильнику, поднял его и добил о бетонную плиту. Телефон разлетелся в осколки, трель оборвалась. Надо спешить, этого урода могут начать искать, если уже не начали. Максим снова огладил лошадь, и она почти успокоилась, только дрожала всем телом, но уже от холода. Простаивать после такой скачки лошадь не должна, ее надо поводить полчасика, желательно под попоной. Иначе — пневмония и мясокомбинат, а губить такую красоту у Максима не поднялась бы рука.

— Сейчас, сейчас, постой, постой, красавица моя, — почти пропел он, вытащил, не церемонясь, ногу джигита из стремени, отволок того в сторону, в лес. Зверек пытался что-то говорить, он то ли угрожал Максиму, то ли предлагал ему денег — непонятно. От того, что все прошло так легко и быстро, Максим чувствовал прилив сил, почти эйфорию. Сегодня в городе станет немного чище, а совесть и чувство вины чуть-чуть разожмут челюсти, дадут хоть одну ночь спокойного сна. Ненадолго, но этой передышки хватит. Дальше потребность убивать сыновей «куратора» превратится в зависимость. Только вид крови этих существ даст анестезию, заглушит боль и чуть умерит злость. Максим швырнул младшенького на присыпанные снегом листья и мох, ударил носком ботинка по ребрам. Посмотрел на покрытое щетиной, перекошенное от боли и страха, перемазанное кровью из разбитого носа лицо, на расширенные зрачки. Похоже, он еще и обдолбанный. Уроды, как есть уроды. Интересно, он сам был за рулем, когда ехал сюда, или его привез водитель? И понимает ли это существо, что его никчемной жизни сейчас придет конец? Да какая теперь разница. Максим пинком перевернул скулящего от боли джигита на бок, потом на живот. Гордый сын гор еще рыпался, даже попытался ползти. Максим не мешал ему, шел неторопливо рядом, сжимая в кулаке рукоять Пашкиного ножа. Все, ждать больше нельзя, надо заканчивать. Максим нагнулся, схватил «младшенького» за волосы, приподнял немного. И одним быстрым движением перерезал ему горло, швырнул на землю. Постоял немного, смотрел то в снежное мутное небо, то на пляшущую от холода лошадь, потом опустил глаза. Джигит лежал неподвижно в черной луже, над ней поднимался легкий парок. Все, можно уходить. Максим вытер нож об одежду убитого, убрал его, развернулся, двинулся к забору.

Кобыла рвалась бежать, лягалась, угрожающе ржала, закладывала уши. Максим размотал поводья, забросил их на шею лошади, взял кобылу под уздцы. Вывел ее на тропу, поправил седло, осмотрел холку лошади. Так и есть — видны потертости, на шерсти засохшая кровь. То ли джигит сам ее седлал — кое-как, наскоро, то ли сбил уже во время скачки. Кобыла мотнула головой, дернулась, но Максим поводья не выпустил. Подогнал стремя под себя, сжал пальцами левой руки поводья и черные пряди гривы, правой рукой ухватился за заднюю луку седла. Нога вошла в стремя и чуть коснулась бока лошади. Та вздрогнула, попыталась шагнуть вперед, но не позволил натянутый повод. Максим уперся коленом левой ноги в крыло седла, оттолкнулся правой, перенес ее через спину лошади и оказался в седле. И понял, что легкой прогулки не будет — только он успел разобрать поводья, как кобыла ударила задом. Потом пошла боком, вывернула голову, пытаясь укусить всадника за колено, подпрыгнула несколько раз на месте, опустив голову. То ли лошадь чувствовала запах крови и смерти, то ли не прошел еще испуг после взрыва петарды, но подчиняться она отказывалась. Максим удержался в седле, выдержал все выкрутасы полной сил застоявшейся лошади и, наконец, заставил ее двигаться вперед. Но только для того, чтобы позволить ей пойти вразнос. С этим он справился быстро — выбрал коротко внутренний повод, завернул лошади голову так, что был виден край налившегося кровью белка глаза. Заставил лошадь побегать по кругу со свернутой набок головой и остановил.