Читать книгу "Моя Марусечка - Вера Колочкова"

Торопливо сунув конверт в карман, она поспешила в прихожую, на ходу проговаривая громко и решительно:

– Ксения Львовна, вы только не удивляйтесь! Мы с Никитой решили уйти, раз так удачно его квартира освободилась!

Ткнувшись взглядом в лицо свекрови, она остановилась посреди прихожей, как будто налетела с разбегу на лезвие ножа. Но тут же заставила себя встрепенуться, затараторила с новой силой, не давая ей опомниться:

– Как устроимся на новом месте, мы сразу вас в гости пригласим на чай с пирогами! Вы какие пироги больше любите? С луком и с яйцами? Или с капустой? А мы там ремонт сделаем, сами постепенно все купим и сделаем. И обои новые наклеим, и плитку в ванную. Я тут заходила в один магазин, там такие обои красивые! Голубенькие такие, в цветочек!

Пустые, никчемные слова так и лились из нее потоком, разбавляя сгустившееся в прихожей пространство. Ксения Львовна смотрела на нее с ужасом, хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и не могла вставить в этот поток ни слова – слишком уж громко и напористо несла свою чушь Маруся. Хотя, если разобраться, какая же это чушь? Вовсе и не чушь. И в самом деле можно было и пирогов к приезду свекрови напечь, и ремонт с голубыми цветочками затеять при других нормальных жизненных обстоятельствах. Как все люди делают.

– Ники… Никита… Что это? Что она говорит? – прохрипела наконец Ксения Львовна, тыча в лицо Марусе пальцем, как слепая. – Останови ее, Никита!

– Мам, ты, главное, не волнуйся, ладно? Я так решил, мама, – достаточно твердо проговорил Никита, чего от него Маруся даже и не ожидала. – Так нужно, мам. И тебе, и мне нужно. Не обижайся. Я буду тебе звонить. И ты к нам в гости приедешь.

– В гости? Я – в гости? К тебе? – медленно повернулась она к сыну: – Ты что говоришь, Никита? Опомнись. Ты пьян, что ли? Я – и в гости.

– Ой, а что тут такого-то? – снова встряла меж ними Маруся, потихоньку оттирая Никиту к раскрытой двери. – Все матери к сыновьям да к невесткам в гости ходят! И ничего! И живут себе распрекрасно! И вы к нам будете в гости приходить, как все. Пойдем мы, Ксения Львовна! Уж простите меня, коли что не так делала.

Наклонившись, она подхватила один из чемоданов, сунула Никите в руку и подтолкнула его к порогу, тут же шустро потянувшись за другим. Но распрямиться она не успела – Ксения Львовна что есть силы оттолкнула ее к стене, и, не удержавшись на ногах, Маруся пребольно въехала плечом в острый угол стоящего в прихожей витого чугунного столика – непонятно для какой цели вообще здесь поставленного.

– Нет! Нет, Никита! Ты не посмеешь! Ты же знаешь, я не смогу… Ты же знаешь, я сразу умру, Никита! – тут же мертвой хваткой вцепилась Ксения Львовна в рукав сыновней куртки. – Я никуда тебя не пущу! Я умру, умру…

– Мама! Успокойся, пожалуйста! Я решил, я уйду сегодня, мама! – отчаянно попытался освободить свою руку Никита, глядя на нее со смесью любви, жалости и сыновнего искреннего отчаяния. – Ну прошу тебя, успокойся, не мучь меня, мама…

– Да это же ты, ты меня мучаешь, сынок! Я и впрямь умру, если ты уйдешь!

– Ой, да не помрете вы раньше времени, Ксения Львовна. – с досадой проговорила Маруся, морщась и потирая ушибленное место. – Хватит уж помирать-то. Десять раз уж пообещали – все умру да умру. Отпустите его, пойдем мы.

– Уходи! Ты уходи, ради бога, куда хочешь, а он никуда не пойдет! – визгливо закричала она в сторону Маруси, оседая всем телом на Никитиной руке. – Уходи, неблагодарная ублюдочная девка! Не смей трогать моего сына! Никита, мне плохо. Я умру сейчас…

Она и впрямь начала задыхаться и бледнеть, и даже что-то хрипло забулькало у нее внутри, как булькает уставший кипеть на плите чайник. Маруся смотрела на нее во все глаза, не узнавая, – та ли это милейшая Ксения Львовна, которая всего лишь три месяца назад шаловливо-нежно всплеснула ручками, встречая ее в дверях ласковыми словами – ах, прелесть какая… Вздохнув и поведя ушибленным плечом – которое, надо сказать, болело изрядно, будто там оборвалось что, – шагнула к ней и решительно начала отдирать сухие и твердые пальцы, вцепившиеся мертвой хваткой в сыновнюю руку. Она, между прочим, тоже не из слабеньких… Уж силушки природной ей тоже не занимать, если на то пошло! Чтобы вымя коровье тягать, силушка в пальцах большая требуется. Это тебе не кнопочками телефонными забавляться. Так, ты сопротивляешься, а мы тоже поборемся… Что ж делать, коли так? Зубы сожмем, летящие изо рта вместе с брызгами слюны оскорбления выслушаем, но поборемся…

Извернувшись, она таки освободила Никитину руку из мертвой материнской хватки, вытолкнула его боком на лестничную площадку и, успев-таки подхватить чемодан, захлопнула дверь перед самым лицом Ксении Львовны, торопливо побежала вслед за мужем вниз по лестнице. Машину они поймали на выходе из двора – бежевая старенькая «шестерка» остановилась на Марусино призывное голосование, шустрый мужичок подскочил со своего водительского места, услужливо распахнул багажник. И только усевшись рядом с Никитой на заднее продавленное сиденье, Маруся почувствовала, как сотрясает его крупная нервная дрожь. Взяв его руку в свои ладошки, она сжала ее сильно, потом осторожно глянула ему в лицо. Было оно бледным и твердым, и глаза смотрели куда-то вдаль и вперед, не мигая.

– Ну как ты, Никит? Плохо тебе, да? – спросила Маруся осторожно.

– Да нет, ничего. Помолчи, Марусь. Пожалуйста. Вытащи лучше мобильник из моего кармана, звонит кто-то.

Ну кто еще мог звонить ему на мобильник? Конечно же, светящееся голубое окошечко выдало один только призывный знак – «мама»… Нажав на кнопку отключения, она пропихнула аппарат обратно в карман его куртки, откинулась в уголочек, стала смотреть на косые тоненькие пунктиры дождя на стекле. Вот тебе, Маруся, и вся благодарность. «Помолчи», главное… А она что, она и помолчит… Подумаешь! Хотя и не обижалась она, конечно же, по большому счету. Так, поворчала немного внутри себя. Погоди, мол, еще и не то сейчас от меня услышишь…

– Ты что, обиделась? – вскоре тронул ее за плечо Никита. – Не обижайся, Марусь. Ты пойми…

– Ой, да ладно! Все я понимаю! И вовсе даже не обиделась, еще чего.

– Нет, я правда тебе благодарен! Очень благодарен, поверь! Сам бы я точно не смог. Вот понимаю, что по-другому нельзя было, а только мать все равно жалко.

– Ну, так это и нормально, что жалко, – не поворачивая от окна головы, грустно произнесла Маруся. – Матерей всегда надо любить и жалеть в любом случае. На то ты и есть ей родной сын, чтобы любить и жалеть! – пожала она плечами, продолжая вглядываться в мокрое от дождя окно. – Я тоже свою маму люблю и жалею. Смотри, как быстро доехали! Сейчас повернем направо и во двор уже въедем.

– А кстати. Как ты узнала, что квартира освободилась? Ты там была, что ли? И ключи уже у тебя…

– Потом расскажу, Никит! Как-нибудь потом, если вообще получится, – грустно усмехнулась Маруся, выходя из машины. – Забирай вещи, пошли в новую жизнь, в самостоятельную.

Квартира встретила их настороженно, будто присматриваясь к новым своим хозяевам. Было слышно, как звонко разбиваются капли воды из крана о железную раковину на кухне, как скрипят дощатые старые половицы под ногами.