Читать книгу "Сабанеев мост - Михаил Бродский"

– А что это за предприятие, где оно находится? – спросил я.

– Это почтовый ящик, – ответили мне. – Он находится в Москве. Как туда попасть, узнаете в управлении кадров Министерства электротехнической промышленности.

Что ж, Оболенский так Оболенский. Фамилия княжеская, но существенно то, что вотчина находится в Москве.

И я с легким сердцем отправился отдыхать на Кавказ.

Мы приехали в Хосту вдвоем с моим школьным другом Женей Прозоровским. Был июль, горячая пора, пляж походил на лежбище тюленей. Неожиданно сбилась большая компания свежеиспеченных специалистов, вчерашних выпускников различных московских институтов. Все отдыхали дикарями, то есть без санаторных и прочих путевок. По утрам перед пляжем завтракали в кафе бутылкой настоящего, то есть густого и вкусного, не обезжиренного кефира и парой сарделек, которые в те патриархальные времена еще не научились делать из комбинации крахмала с туалетной бумагой. В кафе были столики с мраморной столешницей, что делало особенно увлекательной игру в гоп-доп, поскольку позволяло с грохотом обрушивать на стол руки с прижатой к ладони монетой. Угадавший, под какой ладонью спрятана монета, получал выигрыш. Немного надо было нам тогда для хорошего настроения и безудержного веселья.

Мы были небогаты, но все же изредка по вечерам позволяли себе небольшой кутеж в ресторане «Хоста», стоявшем в парке над пляжем. В ресторане вечером играл неплохой оркестр, и с его ударником мы часто загорали днем на пляже. Ударник был толстенький и болтливый молодой еврей с волосатой грудью, которого его друзья-лабухи звали Вася. Он также откликался на имя Моня, но постепенно удалось выяснить, что настоящее его имя Миша. Вася-Моня-Миша, которому было лет тридцать, чувствовал себя рядом с нами умудренным годами мэтром и учил нас устраиваться в жизни.

– Вот вы получили дипломы, – говорил он наставительно, – и стали теперь интеллигентными людьми. Возьмите диплом в рамочку, повесьте его на стену и займитесь настоящим делом, которое приносит деньги.

– А ты-то сам что делаешь зимой, когда здесь сезон кончается? – спрашивали мы.

– Я, ребята, работаю в одном секретном министерстве. Мой кабинет недалеко от кабинета замминистра.

Глазки его при этом загадочно щурились, и он, перепрыгивая через загорающие тела, быстро убегал барахтаться в волнах.

Уже перед нашим отъездом Вася-Моня-Миша раскололся: он был частник, и его настоящим делом, приносящим деньги, было так называемое плиссе – гофре. Это ремесло, дожившее до наших дней, было тогда особенно востребовано, потому что нарядную одежду купить в магазинах было невозможно, а женщины любили хорошо одеваться во все времена. Вывески «Плиссе – гофре» часто попадались на глаза в Москве, и, видимо, работы всем хватало.

Кто бы мог подумать тогда, что Васю-Моню-Мишу с его взглядами на жизнь можно было бы назвать человеком будущего. Спустя полвека для большинства молодых людей главным стимулом при выборе характера деятельности, как мне кажется, являются деньги. Или, вернее, большие деньги.

Во времена нашей молодости социальный статус людей, имеющих деньги, которые они побаивались афишировать, был крайне низок. Поэтому житейские советы Васи-Мони-Миши были оставлены без внимания, и конкуренции с нашей стороны он мог не опасаться.

В начале августа нам полагалось приступить к работе, и я вернулся в Москву. В министерстве мне сообщили, что на мой таинственный завод следует ехать троллейбусом с площади Дзержинского до самого конца, а там найти его уже нетрудно. Подъезжая к конечной остановке, я спросил у кондуктора, не знает ли она, где здесь большой завод.

– Так тебе, милок, наверное, прожекторный завод нужен, – сказала она. – Вот, гляди, его заводоуправление.

И она показала мне большое импозантное здание, выстроенное в так называемом сталинском стиле.

Хороша секретность, подумал я, даже троллейбусный кондуктор знает, чем завод занимается. Да и что может быть секретного в производстве прожекторов?

Сбоку от центрального входа была дверь, над которой висела вывеска «Отдел кадров».

Я толкнул эту громоздкую, тяжелую дверь, она отворилась и впустила меня в неизвестную, совершенно взрослую жизнь.

Часть III

Хроника времен упадка и разрушения Советской империи

Римляне в III веке все еще считали Рим центром мироздания и властелином полумира. Они так и не узнали, что жили в эпоху упадка и разрушения империи.

Э. Гиббон

Врата в новый мир

Если театр, как известно, начинается с вешалки, то новое место работы – с отдела кадров. Так же, как и вешалки, эти советские службы похожи друг на друга. Маленькие комнаты с затертыми полами, древняя канцелярская мебель. На стене обязательный портрет текущего генсека, гипсовый бюст Ленина на тумбочке, покрытой кумачом, и несгораемый шкаф. И начальники этих служб стандартны, как бюсты вождя: отставные военные или спецслужбисты средних лет с бесцветными, не запоминающимися лицами и зычными голосами, привыкшими отдавать команды.

Именно таким был и отдел кадров завода, где директором товарищ Оболенский. Я вошел, еще щурясь от яркого августовского солнца, натолкнулся на выходящую пожилую женщину и растерялся.

– Вам что? – строго спросила сидящая за столом почтенная дама в очках.

– Я по распределению, – пробормотал я застенчиво.

– Даша, – крикнула дама, – дай молодому человеку бланки.

Меня усадили заполнять анкету и писать автобиографию. Жизнеописание уложилось в две рукописных страницы, где тяжесть пребывания на оккупированной в годы войны территории автор надеялся уравновесить окончанием школы с медалью и сообщением о том, что в органах царского суда и прокуратуры, а также в белой армии он не служил.

Переписав эти важные документы, как было предписано, то есть аккуратно и без помарок, я отдал их почтенной даме в очках, которая, быстро просмотрев текст, понесла бумаги вместе с моим дипломом и паспортом к начальнику в кабинет.

– Вы приняты на работу в отдел главного металлурга инженером с окладом восемьсот восемьдесят рублей, – сказала дама, выйдя из кабинета. – Работать начинаете завтра в восемь тридцать, а сейчас возьмете разовый пропуск и пойдете представиться главному металлургу завода Алексею Ивановичу Байкову.

За проходной начинался новый мир, гражданином которого мне завтра предстояло стать. Улицы, разделяющие потемневшие от времени корпуса, были чисты и безлюдны. На открытой площадке стояла готовая продукция – выкрашенные в зеленый защитный цвет большие прожектора, печально напомнившие мне Одессу военных лет.

Байков, пожилой, на мой взгляд, плотный мужчина лет сорока пяти с совершенно лысым лакированным черепом, сидел за письменным столом в большой неуютной комнате, где стояли громоздкие чертежные станки – кульманы. За станками работали люди, которых с завтрашнего дня я мог называть сослуживцами. Было тихо.