Читать книгу "Люди Грузинской Церкви. Истории. Судьбы. Традиции - Владимир Лучанинов"

Дай им Бог мудрости пронести через всю жизнь тот драгоценный, данный свыше залог любви и преумножить его в своих детях и внуках. Такое многообещающее начало обязывает скорее не к спокойному обладанию счастьем, а к серьезной борьбе за него. Но я верю, что у моих дорогих друзей все получится, ведь не только же Кирилл отвечает за свою семью перед Грузинской Церковью, но и вся Грузинская Церковь молится Богу за семью Кирилла.

Ана: Сколько себя помню, с раннего детства – вместе с родителями, сначала в коляске, потом на руках, потом за ручку – я участвовала в жизни Церкви. На выходные вместе с родителями мы ездили в детдом для детей-инвалидов, я там играла и общалась. Помню, мне очень нравились эти детишки. С мамой и папой мы ходили ухаживать за больной женщиной, ее звали Анико, она была очень доброй, писала для меня стихи. Мне тогда было три-четыре года, но все помню.

Папу в светской одежде, без рясы, вообще не помню. Когда он стал священником, мне было, наверное, года четыре. Мама всегда была с нами дома, а папы практически никогда не было. Очень хотелось, чтобы все мы собрались вместе, но так не получалось, от этого я страдала. Он приходил домой очень поздно и слишком рано уходил. Будучи еще маленькой, как же я расстраивалась! Пыталась задержать его, специально прятала обувь. Но когда я пошла в школу, папа стал брать меня с собой на все выходные. Сначала литургия, потом крестины, венчания, панихиды, далее требы, беседы с людьми, и так вместе мы проводили субботы и воскресенья.

Девяностые годы были для Грузии слишком тяжелыми, транспорт практически не ходил. Возвращались мы всегда очень поздно, пешком, а по дороге домой нам нужно было идти мимо кладбища. Папа отучал меня бояться – когда мы проходили мимо, он говорил: «Ну давай, зайди, увидишь, там нет ничего страшного, а я тут тебя подожду».

Помню, когда умер мой прадед, которого я очень любила, папа тоже взял меня с собой, хоть все родственники протестовали. Мы зашли в дом, папа спокойно и даже торжественно сказал: «Вот дедушка. Он умер. Но потом мы снова с ним встретимся». С того дня я совсем перестала бояться и кладбища, и умерших людей. Мои друзья и родственники как-то суеверно сторонились покойников, некоторые даже на панихиды не ходили. А в моем восприятии смерть стала одним из явлений нашего мира, переходом из времени в Вечность.

Папа все свое время отдавал служению. Поэтому когда он принял монашеский постриг и его рукоположили в епископы, для меня ничего особенно не изменилось. Мне в это время уже исполнилось десять лет. Сестрам было два и четыре годика, они без мамы еще не справлялись, а я была уже самостоятельной. Папа стал брать меня с собой в епархию, теперь я могла уезжать с ним на неделю и больше. Ну а став еще взрослее, практически на каждые выходные я приезжала к нему сама, сначала в Ахалцихе, затем в Бодбе, а потом в Ахалкалаки.

Основная тяжесть решения лежала на маме, для нее, конечно, с папиным монашеством изменилось многое. Я все-таки маленькой была, сестры тем более, и, конечно, мы не понимали, чего стоило для нее дать согласие на этот постриг. Уже потом я говорила с мамой об этом времени, она рассказала о своих переживаниях.

– Но если бы я тогда отказалась, – сказала она, – всю жизнь бы жалела, что не дала ему реализоваться, ведь служение Церкви – это его призвание.

Она еще очень молодая была, когда папа принял постриг, а дети были маленькие. Хотя нельзя сказать, что папа вовсе ушел. Он всегда помогал нам и, находясь в Тбилиси, приезжал. С мамой они встречались достаточно часто, обсуждали вопросы нашего воспитания. Если нам с сестрами нужно было на что-либо получить принципиальное разрешение, мы всегда звонили папе. Бабушка с дедушкой – папины родители – поддержали маму. Мы остались жить у них.

Кирилл: Я хочу пояснить эту ситуацию, которая не редка в Грузинской Церкви. Дело в том, что опытные люди необходимы в высшем священноначалии, однако найти их исключительно в рядах монашествующих после советских лет было очень непросто: как известно, монашество, как и церковная жизнь в целом, сильно затормозилось и в России, и в Грузии. Поэтому грузинский Синод может выдвинуть в архиереи женатого священника. Если священник согласен, то ему по общецерковным канонам необходимо оставить семью, развестись с супругой и принять монашеский постриг. Решение в этой ситуации принимает не столько священник, сколько его супруга. И случается так, что супруга не соглашается отпустить мужа, тогда он остается священником.

Ана: Через несколько лет, когда моя младшая сестра Мариам подросла, мама начала работать по специальности. Она детский психолог. При Патриархии ей удалось создать Центр православной психологии. Раньше в Грузии ничего подобного не было. Сначала мама и ее коллеги снимали маленькую комнату, и ни на что им не хватало: аренду нечем было выплачивать, на одном энтузиазме трудились, без зарплаты. Сейчас у них дела неплохо идут, Центр переехал в хороший офис, есть запись на прием. Мама без выходных трудится, даже тридцать первого декабря ей постоянно звонят, так что и дома принимать людей приходится.

Когда сестры повзрослели, они, так же как и я, стали ездить к отцу. Чаще всего мы гостили у него по отдельности, чтобы иметь возможность личного общения, но часто и вместе, так веселее. Например, несколько лет назад получилось настоящее путешествие: папа и мы втроем с сестрами на машине ездили в Турцию, получилась настоящая семейная поездка.

Помню, в школе и во дворе мне было затруднительно общаться со своими ровесниками. Сейчас дети и подростки во дворах уже не собираются, а я застала еще времена, когда все выходили на улицу, общались, вместе играли. У меня сложности в общении возникали из-за различия интересов. Например, ребята слушали поп-музыку, а у нас дома это было не принято. Мы даже радио не имели, а слушали записи, в основном классическую музыку, были и лучшие образцы мирового джаза и рока. Но общаясь со сверстниками, я стеснялась, что слушаю классическую музыку, читаю книги. А читать я очень любила. Мне хотелось поговорить о прочитанных романах, а в школе и во дворе говорили о Spice Girls или Back Street Boys. Я переживала, когда на днях рождения все танцевали, я ведь танцевать не умела. Сейчас даже смешно! Но сильнее всего меня расстраивал запрет на употребление сленговых выражений. Бабушка и дедушка учили, что всегда и везде необходимо выражаться правильно и литературно. Но у всех, наверное, в подростковом возрасте бывают странные увлечения, и мне очень хотелось употреблять эти сленговые обороты, они очень мне нравились, и все дети вокруг так говорили. Свободнее и комфортнее, конечно же, мне было общаться с детьми из религиозных семей. Мои лучшими подругами были дочери папиных прихожан.

Я окончила школу рано, в пятнадцать лет, потому что начала учиться с шести и сразу попала во второй класс: при собеседовании с психологом маме сказали, что в первом классе мне будет скучно, а читать и писать я уже умела. Но зато по окончании школы я вообще не понимала, что мне интересно и куда лучше поступать. Вместе с подругой мы поступили на факультет классической филологии. Обстановка в Тбилисском университете была тогда не особенно хорошей: за время моей учебы три ректора сменилось. Я окончила университет, хотя прекрасно понимала, что филология – не та область, которая меня интересует, но все равно эта наука пригодилась в качестве общего образования.