Читать книгу "Птицы, звери и моя семья - Джеральд Даррелл"

По склонам холмов, в вересковой подстилке, выжженной, высушенной солнцем, рыскали черепахи, ящерицы и змеи, а богомолы, устроившись в зеленой листве мирта, с угрожающим видом тихо раскачивались из стороны в сторону. Вторая половина дня была лучшим временем для исследования фауны, но и самым жарким. Солнце выжигало татуировку на твоем темечке, а поджаренная земля даже сквозь подошвы сандалий подогревала ноги не хуже раскаленной сковородки. Писун и Рвоткин, слабаки по части жары, предпочитали оставаться дома, а вот Роджер с его вечной тягой к природоведению всегда меня сопровождал, при этом тяжело дыша и глотая слюну, которая рекой текла из его пасти.

Через какие только приключения мы с ним не прошли. Мы зачарованно наблюдали за тем, как два ежа, вконец опьяневших от напáдавшего и подкисшего винограда, пошатываясь, ходили кругами и наскакивали друг на друга с иканием и визгом. А лисенок, рыжий, как осенний лист, натолкнулся в вереске на свою первую черепаху, которая с характерной флегматичностью вся ушла под панцирь, можно сказать, сложилась, наподобие портмоне. Лисенок это движение заметил и, навострив ушки, осторожно ее обошел. Затем по наивности быстро тронул панцирь лапкой и отскочил, ожидая расплаты. Потом лег и несколько минут на нее посматривал, положив мордочку между лап. Наконец он довольно шустро подошел, после нескольких неудачных попыток сумел-таки сомкнуть на ней челюсти и поднять вверх и с победоносным видом скрылся в зарослях вереска. Именно здесь мы видели, как черепашки вылупляются из яиц с тонкой скорлупкой, сморщенные, в складках, как будто им уже тысяча лет от роду. А еще я здесь впервые видел брачные танцы змей.

Мы с Роджером сидели под большой купой миртов, дававших минимум тени, но хоть какое-то укрытие. Перед этим мы потревожили ястреба на соседнем кипарисе и теперь терпеливо ждали его возвращения, чтобы познакомиться поближе. Вдруг в десяти футах от нас я увидел, как две змеи выползают из бурой вересковой паутины. Роджер, по непонятной причине боявшийся змей, беспокойно тявкнул и прижал уши. Я резко осадил его, желая проследить за развитием событий. Одна змея двигалась следом за другой. Интересно, она ее преследует, чтобы сожрать? Они выползли из вереска, но почти сразу затерялись в густой, побелевшей от яркого солнца траве. Мысленно чертыхнувшись, я уже собирался переместиться в надежде снова их увидеть, и тут они выбрались на сравнительно открытое пространство.

Та, что была впереди, остановилась, а преследовательница к ней подползла. Они полежали рядком несколько мгновений, а затем вторая принялась осторожно тыкаться носом в голову первой. Я решил, что первая – это самка, а второй – самец. Он потыкался в ее горло, пока не заставил ее слегка приподняться над землей. В этом положении она застыла, а он отполз и тоже приподнялся над землей. Теперь они, неподвижные, довольно долго разглядывали друг друга. Наконец самец медленно подполз и обвился вокруг самки, после чего они сделали максимально высокую стойку, чтобы только не упасть, переплетенные, как два вьюнка. И снова застыли на время, а затем начали раскачиваться, как два борца на татами, хвостами же для получения преимущества цеплялись за корни. Неожиданно они оба упали набок, их концы встретились, и они перешли к совокуплению, лежа на солнце, спутанные, как цветные ленточки на карнавале.

Тут Роджер, следивший за моим интересом к змеям со все возрастающим неодобрением, поднялся на ноги и, прежде чем я успел его остановить, встряхнулся, тем самым дав понять, что нам пора уходить. К сожалению, его выходка не прошла незамеченной. Змеиный клубок дернулся, блеснув на солнце, а затем самка выпростала тело и поспешно уползла в спасительные вересковые заросли, потащив за собой сцепленного с ней беспомощного самца. Роджер поглядел на меня, довольно чихнул и покрутил своим хвостом-обрубком. Я был раздосадован, о чем сообщил ему без обиняков. А если бы тебя, сказал я, спугнули во время случки и вот так же позорно утащили с поля любовной битвы?

Вместе с летом на остров пришли цыгане, чтобы помочь убрать урожай и прибрать к рукам все, что плохо лежит. Черноглазые, смуглые, почти темнокожие благодаря солнцу, с всклокоченными волосами, в каких-то обносках, они передвигались семейными группками по дорогам, покрытым белой пылью, кто на ослике, кто на шустром маленьком пони, блестящем как каштан. Их таборы отличались убогостью и живописностью: на огне бурлили горшки с разным варевом, в тени под грязными навесами сидели на корточках старухи с малышами на коленях и выискивали у них блох, а ребята постарше, потрепанные, как листья одуванчика, с криками барахтались в пыли. Мужчины, владеющие побочной профессией, занимались кто чем. Один перекручивал и связывал вместе пестрые воздушные шары, придавая им необычные формы зверушек, которые при этом протестующе скрипели. Другой, возможно гордый владелец театра теней Карагиозис[4], обновлял вырезанные из яркого картона куклы и оттачивал характерные вульгарности и репризы к удовольствию хихикающих красоток, занятых приготовлением пищи или вязанием в тенечке.

Я давно хотел сойтись поближе с цыганами, но они отличались застенчивостью и враждебностью к чужакам, а греков со скрипом терпели. Моя почти белесая от солнца копна волос и синие глаза автоматически делали меня подозрительным, и даже если мне позволялось посетить их табор, они никогда не открывали душу подобно местным крестьянам, рассказывавшим о своей личной жизни и сокровенных мечтах. Однако именно цыгане косвенно послужили поводом для скандала в моей семье. Тот редкий случай, когда я был абсолютно ни при чем.

Исключительно жаркий летний день клонился к закату. Мы с Роджером замучились, преследуя большого и жутко строптивого домового ужа вдоль сухой кладки. Пока мы разбирали одну секцию, змея шустро перебиралась в следующую, и не успевали мы восстановить кладку, как ее следы уже терялись в каменном лабиринте. В конце концов нам пришлось признать свое поражение, и мы пошли домой пить чай, потные, пыльные, с пересохшим горлом. За поворотом внизу просматривалась небольшая долина, а рядом, в оливковой роще, я увидел, как мне показалось, мужчину с огромной собакой. Присмотревшись, я остолбенел: это был медведь. От изумления у меня непроизвольно вырвалось громкое восклицание. Медведь встал на задние лапы и обернулся в мою сторону, а следом и мужчина. Он приветственно помахал мне рукой и продолжил раскладывать под деревом свои пожитки, медведь же снова присел и с интересом наблюдал за действиями хозяина. Охваченный радостным волнением, я заспешил вниз по склону. Я, конечно, слышал про пляшущих медведей, но видеть их не приходилось. Так что я не мог упустить такую возможность. Приблизившись, я поздоровался с мужчиной, и он, оторвавшись от дела, достаточно вежливо мне ответил. Я убедился в том, что это цыган с темными горящими глазами и иссиня-черной шевелюрой, а вот одет он был куда богаче своих соплеменников: приличный костюм и туфли, что было редкостью в те дни даже среди крестьян с собственными наделами.

Я спросил, безопасно ли подойти вплотную с учетом того, что медведь не привязан, хотя и в кожаном наморднике.