Читать книгу "Любовь и смерть. Селфи - Наталья Андреева"

– Оксана Дмитриевна! Вика позвонила, сказала, что у нее ребенок заболел. Что нам делать? Отменять занятие или искать замену?

– Ни в коем случае не отменять, – Любе показалось, что Оксана отошла от окошка гардеробной комнаты с облегчением. – Я сама проведу занятие.

Работа если и не лечит, как время, то уж точно отвлекает от грустных мыслей. Когда вокруг люди, и они от тебя чего-то ждут, не хочется их разочаровывать. Оксана, похоже, взяла себя в руки. В свой директорский кабинет она шла с прямой спиной, чеканя шаг. Люба обернулась и поймала взгляд Даниловой. Та смотрела вслед своей бывшей подруге по команде с недобрым прищуром. «А дать бы тебе в руки лопату…»

Домой Люба добралась только к девяти. Пока постояла в пробках, пока заскочила в магазин, вспомнив, что холодильник почти пустой, пока припарковалась. Поужинав, хотела, было, заняться фотографиями Кристины, но почувствовала, что глаза слипаются. Непривычное к физическим нагрузкам тело упорно хотело в горизонталь. И Люба сдалась.

Проснувшись, она не сразу поняла, что происходит. Тело было, как чужое. Она пошевелилась и попыталась встать. И тут только поняла, о чем ей говорили. О какой боли. Да, вчера вечером у Любы почти ничего не болело. Но сегодня…

Болели ноги, которым вчера досталось, так и ныли от голени до паха. Ныли руки, отродясь не державшие никаких гантелей, ни номера два, ни три, ни четыре. Болел живот, где, как оказалось, находится пресс. И бок, с его косыми мышцами. Левый почему-то больше, чем правый. Люба некстати вспомнила, что тело человека ассиметрично. Одна половина тянется хуже, другая лучше. Болела шея.

«Шея-то почему?» – застонала она, потрогав левое плечо. В общем, Люба едва смогла подняться с постели и поплелась на кухню. Сделав пару глотков обжигающего кофе, вдруг вспомнила о вечернем свидании и пришла в ужас. Чем они там собирались заняться?! Сегодня она могла только лежать, причем неподвижно. Стоило пошевелиться, и все Любино тело отзывалось болью.

Она хотела было позвонить Алексею и все отменить. Помешал ее дурацкий характер. Неуверенность и нерешительность. Что он подумает? Не признаваться же в собственной глупости мужчине, с которым собираешься строить отношения? А то, чего гляди, бросит. А ведь она мечтала об этом свидании и хотела сегодня съездить в салон красоты! И по магазинам! Купить что-нибудь сексуальное. Хотя бы белье.

Она никуда не пошла. Отыскала в холодильнике мазь от боли в суставах и намазалась ею с ног до головы. После чего часа три лежала неподвижно. В четыре Люба заставила себя встать. Кое-как, со скрипом, привела в порядок волосы и лицо. На процедуры, обычно занимающие от силы полчаса, сегодня ушло все полтора.

«Уж как-нибудь, – морщилась Люба, глядя в зеркало и с трудом поднимая руки, чтобы заколоть волосы, – проскриплю до вечера, потом найду какую-нибудь отмазку. Скажу: голова болит». Она с трудом натянула платье. С усмешкой подумала: «Зато молния легко сошлась». За вчерашний день Люба потеряла не меньше килограмма.

Что там Леша говорил? Устрицы и шампанское? Ох… Она померила новые туфли и чуть не застонала. Нет, только не каблуки! Хорошо, что старые разношенные туфли подошли по цвету к недавно купленному платью. Почему-то заболела грудная клетка. Каждый вдох отдавался во всем теле болью.

«Что это я такое с ней вчера делала? – подумала Люба, ощупывая грудь. – Ах, да! Пыталась отжаться, дура! Нет, какая же я дура!»

В шесть раздался звонок. Она поплелась к входной двери, пытаясь выдавить из себя улыбку.

– Привет!

Градов был в умопомрачительном костюме, в белоснежной сорочке и даже с бабочкой. Люба чуть было не потеряла дар речи. Какой он элегантный! Какой значительный! И… красивый. Она нервно одернула платье со словами:

– По-моему, я не соответствую.

– Ты прекрасно выглядишь, – заверил он и потянулся губами к ее щеке. – Ну что? Поехали?

Ей захотелось во всем признаться. В собственной глупости. В том, что она вчера провела целый час в зале для пыток, будучи к этому абсолютно не подготовленной. И теперь у нее болит все тело. Она даже не может надеть новые туфли!

Помешали опять-таки природная застенчивость и деликатность. Хочешь понравиться такому мужчине – надо терпеть. Первые шаги дались Любе с огромным трудом, особенно по лестнице. Ноги не сгибались и не разгибались. Пришлось ухватиться за Лешу, чтобы не упасть. В машину Градова Люба садилась почти в том же состоянии, в котором провела вчера последнюю десятиминутку в спортзале: без сознания.

– Что с тобой? – озабоченно спросил Алексей.

– Голова болит. Это, должно быть, от волнения.

– Ничего, скоро пройдет, – улыбнулся он.

«Это вряд ли», – вздохнула Люба. Его черный джип несся по улицам со скоростью, которая показалась Любе неприличной. Но никто их машину не тормозил.

– Ты куда-то торопишься? – спросила она.

– Тороплюсь показать тебе наш дом, – он опять обаятельно улыбнулся.

Она бы возразила или поспорила, если бы были силы: что значит «наш»? Но все они уходили на то, чтобы не расплакаться. И Люба, молча, кивнула. Она плохо соображала, куда они едут, потому что глаза застилал туман. Куда-то за город. Сквозь этот туман Люба увидела будку охранника и пресловутый полосатый шлагбаум. Градов тоже жил в коттеджном поселке. И тоже в элитном. Или собирался жить. Любе показалось, что охранник отдал Градову честь. Но Любе и не то могло показаться в таком ее состоянии. Полубессознательном.

Очнулась она перед глухими воротами.

– Выходи, – сказал Алексей, остановив машину.

Она хотела было возразить. И попросить:

– Подвези меня прямо к дому. И отнеси на кровать.

Но потом вспомнила, что ключевое слово тут «кровать». На которой они хотели заняться кое-чем интересным. Поэтому о кровати упоминать не следует. И Люба покорно вылезла из машины.

– Закрой глаза, – попросил он.

Да с радостью! Хорошо бы их сегодня вообще не открывать! Потому что хочется, чтобы этот день закончился, и поскорее наступило завтра! Эта боль ведь не может терзать все тело вечно!

Раздался характерный звук. Люба поняла, что ее спутник нажал на кнопку на пульте управления, и ворота открываются. Люба замерла, радуясь небольшой передышке. Хотя бы минуту не надо было никуда идти на ноющих ногах.

– А теперь открывай глаза!

Голос у него был ликующий. Пришлось послушаться и открыть глаза. Сначала Люба подумала, что у нее галлюцинации. Это все голова… Которая невыносимо болит, потому что находится на шее. А шея, как и все части Любиного тела, вчера подверглась пытке. На ней, на шее, лежали тяжеленные гантели.

«Я отключилась и это всего лишь мои видения. Сон маленькой девочки, вообразившей себя Золушкой».

Перед Любой была невероятно яркая зеленая лужайка. Красивая, как на картинке в глянцевом журнале. На изумрудном газоне стоял белоснежный шатер и накрытые белоснежными скатертями столы. Между ними сновали официанты в белоснежных сорочках, черных жилетах и узких черных брюках. А на переднем плане стояли нарядно одетые люди, держа в руках бокалы с шампанским. Люба увидела Апельсинчика, ее мужа, красавца Сергея Иванова, сына Петьку и даже свою крестницу Лю. А еще увидела женщину лет шестидесяти пяти, худощавую, в элегантном темно-зеленом костюме, которая смотрела на них с Алексеем очень внимательно. Не сказать, пристально, оценивающе. Кроме того среди присутствующих были незнакомые Любе мужчины с такими же значительными, как и у Алексея Градова лицами. Людей было немного, почти столько же, сколько и официантов. Зато столы ломились от угощения, а на одном красовалась ледяная скульптура: ангел, расправивший крылья.