Читать книгу "Империя Тигвердов. Пламя мести - Тереза Тур"

Мы с мамой переглянулись и присоединились к ней.

Что и говорить, Брэндон хорош! Настоящий принц. Особенно если сравнивать его с родственниками — подавляющим своей мощью отцом и мрачным, как смерть, Ричардом.

Вот он по-мальчишески задорно улыбается. У меня сложилось ощущение, что именно в этот момент он смотрел на Джулиану, задававшую ему какой-то вопрос.

Вот принц делает выпад шпагой — и на снимке видно, что он и силен, и изящен.

Вот он в группе своих сотоварищей проходит полосу препятствий. Все замызганные, вымотанные, но веселые.

Вот он танцует, читает, спорит. О чем-то задумался, что-то рассказывает, набивая чем-то картонный тубус. Наверное, готовится к запускам фейерверков, до которых сейчас, увы, никому нет дела.

— Он просто злится, считая, что он слабее и отца, и старшего брата, — тихо сказала мама. — Не сердись на него, девочка. Хотя… если у вас отношения…

И мама печально покачала головой.

Джулиана покраснела.

— Я глупа и смешна, — тихо проговорила она.

— Нет, — отрицательно покачала головой мама. — Ты не глупа и не смешна. И принц вполне мог увлечься тобой. Вопрос в том, будешь ли ты счастлива с ним. Позволят ли вам быть счастливыми…

— А давайте-ка отправимся обедать, — предложила я. И разговоров я подобных не люблю — все равно каждый решает все для себя сам. И место для таких бесед было выбрано неудачно. Ну действительно, где еще беседовать о чувствах к наследному принцу, как не в Императорском дворце? Особенно после того, как Фредерик так внимательно рассматривал не к месту разволновавшуюся Джулиану.

Я распорядилась насчет обеда. Напомнила, что его величество тоже нуждается в пище, и не всегда только в духовной. Велела, если он во дворце, обязательно его покормить. Если его нет, узнать у секретаря, покормят ли мужчин вовремя.

Затем мы отправились втроем к Наташе, решив проконтролировать процесс и ее питания.

Преодолев сопротивление писательницы, которая капризничала и требовала, чтобы ее оставили наедине с ее вдохновением, мы вытащили ее на обед. Чтобы не заставлять женщину наряжаться и дать ей возможность остаться в уютной пижаме, я распорядилась, чтобы обед подали в ее комнаты.

— А после обеда все идут гулять в дворцовый парк, — велела я.

— Но ответил людоед: «Нет!» — решительно отвечала Наташа. — Сегодня меня никто из удобной формы одежды не вытряхнет. А если попытается, то много-много интересного текста не получит!

Поскольку мне было исключительно любопытно, что наша талантливейшая напридумывала еще и появился ли в тексте кто-нибудь, похожий на императора Фредерика, то я малодушно сказала:

— Ладно.

И добавила решительно:

— Но завтра обязательно. И ужинаешь ты с нами!

* * *

Разошлись мы уже около полуночи — если так пойдет дальше, то у нас все будет написано вперед на несколько месяцев. Постановили, что журнал будет выходить по вторникам, а газета «Имперская правда» — по пятницам. А еще срочные номера… Тоже, получается, по вторникам?

Додумались до слогана для газеты. «Правда и ничего, кроме правды» — звучало замечательно.

Все. В состоянии зомбика я потащилась в свои покои, радуясь бесконечно тому, что у меня есть Оливия, которая не только помогла мне с утра собраться и одеться, но и озаботилась, чтобы мы пообедали и поужинали. Она же помогла мне раздеться. Потом душ — и я рухнула.

В скором времени я поняла, что мало устала. Заснуть я не могла. К этому примешивалось мерзкое самочувствие и ледяные конечности, которые, как я ни крутилась под одеялом, согреть не получалось.

И шерстяные носки вместе с волшебным саквояжем, в котором могло появиться все, что ты представишь, остались в нашем с Ричардом городском доме.

Я всхлипнула от острой жалости к себе. И тут раздался родной голос Ричарда. Ворчливый.

— И вот что тебе не спится?

— Ты пришел, — прошептала я.

— Часа на три-четыре, — теперь в голосе появилась насмешка. — Дай полотенце, я в душ.

Поднялась, дала ему все что требовалось.

— Я сейчас, — сказал Ричард.

От него веяло усталостью. Каким-то остервенением. Мне показалось даже, что от его одежды пахло кровью.

Вернулся он быстро, расчесывая по пути волосы, чтобы высохли.

— Я очень хотел забросить вчера все дела. Я чувствовал, как ты ворочаешься, думаешь и не можешь заснуть. По большому счету, — Ричард нежно меня поцеловал, — тебя сейчас не стоило оставлять одну. Но…

— Ничего. — Я прижалась к нему.

— Ты дрожишь? Заболела?

— Нет. Никак не могу согреться. И заснуть.

— Иди ко мне, я тебя согрею.

И через мгновение, прижав мои ледяные руки и ноги к себе, добавил:

— Ледышка. Жуткая ледышка.

— Зато ты — горячий. — Глаза стали закрываться у меня сами собой.

Я чувствовала, как он улыбается. Потом его руки стали меня поглаживать.

— Только никаких поползновений, — честно предупредила я.

Он тихонько рассмеялся, уткнувшись носом в мою макушку.

— А целоваться можно?

— Спать. Просто спать, — широко зевнула я.

— Слушаюсь, — вроде бы согласился он, но заворочался и спросил: — Ника, мне доложили, что ты просила обезболивающие у Ирвина. Что-то серьезное — и ты решила скрыть это от меня?

— Нет.

— Тогда — что?

Я скривилась:

— У меня женские недомогания, мне больно, я ненавижу весь мир. Не могу согреться. Достаточно?

— Меня ты тоже ненавидишь?

— Тебя в первую очередь, — согласно кивнула я.

— А меня-то за что?

— Поясняю. У меня женские недомогания, — повторила я.

Через какое-то время я поняла, что ничего не происходит. Я по-прежнему лежала спиной к Ричарду, а он… Почему-то только сопел. Обиженно. Таких звуков в исполнении командующего Тигверда мне еще слышать не приходилось, поэтому стало дико интересно: а что, собственно, происходит?

Я развернулась к нему. И вопросительно посмотрела. А потом еще и спросила:

— И что?

— Я был уверен… Я был просто уверен. Раз я пошел на поводу у твоих желаний. И… почему?

И он требовательно уставился мне в глаза.

Я погладила его по щеке.

— Колючий, — улыбнулась я. — И пыхтишь, как еж.

— Кто? — как-то не оценил перевода темы Ричард.

— Могучий, боевой и очень непонятный. Еж.

Ричард закрыл глаза. Обнял меня, прижал к себе, словно боялся, что я убегу и забаррикадируюсь. Прижался щекой к моему виску и тихо проговорил: