Читать книгу "Не отпускай мою руку - Мишель Бюсси"

— Где?

— За Равниной кафров, на дороге к вулкану.

— Это тупик! Мы их поймали. Уже иду.

Железный стул падает, подняв тучу пыли, эхо долго мечется, натыкаясь на стены.

Ларош молчит. Он в явном затруднении.

— Все вертолеты заняты, капитан Пюрви. Для вас… для вас нигде нет места! Операция поручена мужчинам, профессионалам, воздушному и высокогорному подразделениям. Ваша бригада должна продолжать расследование в Сен-Жиле… Это очень важно, в деле осталось еще много неясностей. Убийство Шанталь Летелье, а кроме того…

Айя взрывается:

— Вы что, смеетесь надо мной?

Два здоровенных — в дверь не пролезут — типа в форме за спиной у Лароша переминаются с ноги на ногу, как будто писать хотят.

— Капитан Пюрви, к «ниссану» Бельона устремятся одиннадцать вертолетов. Тридцать мужчин. Большей частью — снайперы. И каждый из них — лишь один из винтиков плана «Папанг», превосходно обученный и без всяких личных амбиций. Ничего личного, понятно вам, капитан Пюрви? А теперь мне пора…

Топот удаляется, за открытой дверью холодильника — пустота и тишина. Кристос поджимает губы, Имельда пятится к стеллажу с архивами. У обоих на лице написано одинаковое огорчение.

Внезапно железный стол, пролетев через всю комнату, с оглушительным грохотом ударяется о металлические стойки стеллажей.

— Козлы! Ублюдки!

Айя выскакивает из холодильника, влетает в зал. Морес отступает перед начальницей с грацией «чистильщика», желающего освободить штрафную площадку. Айя мчится вперед, она то ли не замечает тянущегося через комнату электрического провода, то ли не хочет тратить время на то, чтобы его обойти, — и мгновение спустя видеопроектор летит на выложенный плиткой пол. Гаснут сотни желтых и оранжевых ячеек, обозначающих дома Сен-Жиля.

Восемьсот шестьдесят евро. Четверть годовой сметы управленческих расходов местной автономной бригады.

— Вот козлы! — комментирует Айя.

Она выбегает на стоянку.

Здесь бушуют вихри песка и гравия.

Вертолет Лароша, стоявший на пляже, пролетает меньше чем в тридцати метрах над ее головой, на пятнадцать секунд поднимается ураган, волнуются листья казуарин.

— Сукины дети!

Айя провожает глазами вертолет, выставив средний палец.

10 ч. 14 мин.

Вертолет Лароша превратился в мошку на горизонте. Айя топчется на месте, будто запертый в деннике жеребец, ворошит ногами камни.

Ни один из полицейских не смеет и рта раскрыть. Кристос прислоняется к стволу казуарины и закуривает, дожидаясь подходящего момента, чтобы тактично нарушить молчание.

Пусть гроза утихнет.

Капитан Пюрви несколько долгих секунд продолжает смотреть в пустое небо с отчаянием птенца, неспособного вылететь из гнезда. Внезапно она подносит ко рту мобильник и, нисколько не сдерживаясь и не скрываясь, орет в него:

— Жипе? Да, Айя. Очень срочное дело! У тебя остались свободные вертолеты?

Короткая пауза — и Айя снова вопит:

— Есть один? Потрясающе, я тебя обожаю! Это… это для не совсем обычной прогулки. Жди, я через пару минут тебе перезвоню.

Айя отключается.

Кристос недоверчиво смотрит на нее.

— Что еще за Жипе? Твой бывший?

— Почти. Ни с кем я так не улетала, как с ним.

— Он твой любовник?

— Нет. Мой инструктор полетов.

30

На краю могилы

10 ч. 17 мин.

Папа сказал — самый большой букет, какой только смогу собрать! И разноцветный. Для старой дамы с голубыми волосами, которая умерла. Как на кладбище. Умершим нравятся цветы.

Рви цветы здесь, под деревьями, сказал папа, никуда не уходи, и от ямы держись подальше. Это даже не яма, это очень глубокий колодец, по-моему, он доходит до центра земли. Страшно опасный! Деревянная загородка перед ним поломана. Рядом стоят большие желтые треугольники, протянуты оранжевые пластиковые ленты.

Я все время оборачиваюсь, чтобы не заблудиться среди кустов. Папа стоит рядом с желтой машиной, метрах в тридцати от меня.

Я все поняла.

Папа съехал с шоссе, как только увидел вертолет. Он сразу свернул с него и дальше поехал по грунтовой дороге, стараясь держаться под деревьями. Вертолет не мог нас выследить, разве что приземлился бы, но все равно бы нас не догнал, мы были уже далеко. Потом папа остановил машину у края ямы. Прямо перед табличкой на поломанной загородке. Я смогла разобрать слова. «Кратер Коммерсон».

Мы здесь совсем одни.

Мы вышли из машины, ну, то есть вышли мы с папой, старушка, понятно, нет. Я сразу хотела подойти к краю, но папа не разрешил.

— Глубина этой пропасти около трехсот метров, — объяснил он мне. — Если засунуть туда Эйфелеву башню, ее почти не будет видно, разве что самая верхушка наружу высунется…

Мне трудно было в такое поверить, но, если не наклоняться, нельзя было увидеть ничего, кроме края колодца и черных дырявых камней, похожих на высохшие губки.

А потом папа отправил меня за цветами…

Теперь у меня их много, еле-еле могу обхватить букет обеими руками. Я иду к желтой машине и все время помню о том, что не должна выходить из-под деревьев. Папа разделся до пояса. Хоть мы и поднялись в горы, но и здесь очень жарко, даже жарче, чем на берегу лагуны, и ветра почти нет. Папа вытащил из машины все наши вещи — сумку, бутылки с водой, карту.

Странно.

Мне показалось, будто машина подвинулась.

Я иду к папе, несу в руках цветы.

— Софа, дальше не ходи!

— Папа, что ты делаешь?

Он весь потный. Держится руками за машину.

— Папа, что ты делаешь?

Прежде чем ответить, он садится на корточки, и его глаза оказываются как раз напротив моих. Мне очень нравится, когда он так делает.

— Софа, ты уже видела могилы на кладбищах? Там роют ямы, чтобы умершие люди могли спать и им не мешали бы шум, солнце, дождь… Спать вечно, понимаешь?

Я киваю. Мне понятно. Умереть — это не значит спать, это значит больше не проснуться.

— На этом острове, солнышко, и землю копать не надо, здесь уже есть огромные ямы — кратеры вулканов. Пятизвездочные могилы — как бывают пятизвездочные отели, понимаешь?

Я снова киваю — да, я поняла.

— Отступи немного, Софа…

Папа отодвигает желтые треугольники и опять начинает толкать машину. Он толкает ее не к деревянной загородке, а немного ниже, через кусты прямиком к яме. Толкает изо всех сил. Машина потихоньку скользит…