Читать книгу "Супердвое: убойный фактор - Михаил Ишков"

Еще одна рюмка окончательно развязала ему язык.

– С этими свалившимися на меня двойниками вообще происходила странная история. Петробыч, как назло, взял в привычку использовать этот случай в назидание НКВД. Он как бы ставил нам на вид – «усекли, какой я прозорливый?» Уж на что ты, Берия, хитрожопый, а не догадался, как можно использовать сына заядлого фашиста. Только товарищ Сталин в полной мере оценил солнечные дали, которые открывала эта игра.

В следующий момент в поселке дали свет. Трущев притушил фитилек и щелкнул выключателем. Залившее комнату электрическое половодье погубило тени, былое аккуратно съежилось, расползлось по углам.

Вечность растаяла – обнажился шифоньер, тряпье, яблоки.

Трущев спросил.

– Хочешь, поставлю музыку?

Я поперхнулся, потом махнул рукой – давайте.

Николай Михайлович включил допотопный магнитофон, и оттуда с потрескиванием и шипением полились незамысловатые слова:

Для нас открылись солнечные дали, Горят огни победы над страной. На радость нам живет товарищ Сталин, Любимый вождь, учитель дорогой… [36]

Я не удержался:

– Так вы, Николай Михайлович, сталинист?

– Кто? Я?! Упаси Боже!..

После паузы он уточнил свою позицию:

– Сталины приходят и уходят, а Россия остается, понял, литератор?

– Но как же?..

– А вот так же. Корень следует извлекать, а не делить дроби. Для начала неплохо без пошлых воплей разобраться, кем он являлся для всей совокупности граждан и нет ли вины каждого из нас в загубленных жизнях, а уж потом орать «тиран!», «убийца!», «могущественный и гениальный злодей, вокруг замыслов которого вертелся весь мир».

Трущев устроился на стуле вполне по-энкавэдэшному, как это показывают в современном кино, – нога на ногу, в зубах папироса, правда, в руке вместо револьвера надкусанное яблоко.

Я приготовился к допросу.

– Что ты слыхал о Василии Теркине?

Вопрос был не в бровь, а в глаз. Что я мог сказать о знаменитом солдате? Не дожидаясь ответа, Николай Михайлович подытожил:

– Все слыхали, но мало кто готов признаться, что у него был прототип. Твардовский на очнике подтвердил. Что за прототип, откуда он появился, судить не берусь, для этого существовало следственное управление, а в нем такие мастера, как Свердлов и Рюмин[37]. Суть в том, что Петробыч приказал найти прототипа, и его нашли. В точности как на известной картине – разбитной такой, веселый, с гармошкой.

Во время войны в Корее, когда выяснилось, что среди наших добровольцев затесались перебежчики и боевой дух оказался не на высоте, он вызвал Берию, Булганина, шнурков из Политуправления и потребовал объяснений. Напомнил, что партия не может либеральничать с теми, кто пустил на самотек воспитательную работу. На Великой Отечественной как было? Если трудно, если враг нажимает, как должен поступить политработник? Он должен отыскать весельчака. Такого, например, как Теркин. Глядишь, лица сразу повеселеют, глазки заиграют и дело пойдет. Затем добавил, если политработник не может отыскать Теркина, пусть поднимает дух личным примером… Кстати, о Теркине. Неплохо бы отправить его в Корею, пусть поможет нашим узкоглазым братьям громить американских империалистов и своих узкоглазых реакционеров.

Лаврентий Павлович посмел возразить, что в каком-то смысле Теркин – литературный персонаж. Его нет в природе.

Петробыч даже обрадовался. «Вот именно, персонаж! А у каждого персонажа, как считают в отделе агитации и пропаганды ЦК, есть прототип. Политбюро поддерживает эту позицию. Впрочем, зачем спорить, вызовем автора и спросим, был у Теркина прототип или нет?»

Вызвали Твардовского – он тогда «Новым миром» заведовал, это недалеко от Кремля, так что долго ждать не пришлось.

Сталин спросил у нашего известного поэта: «Мы, – он указал на присутствующих, – с уважением относимся к вашему творчеству, товарищ Твардовский. Партия отметила вашу работу Сталинской премией, это высокая честь для всякого советского литератора, не правда ли?» – «Так точно, товарищ Сталин!» – «Если мы пришли к консенсусу по этому вопросу, ответьте, пожалуйста, – был у Теркина прототип или нет?»

Вообрази, с каким интересом уставились на Твардовского Берия, Булганин, особенно ребята из Политуправления РККА. Кому хотелось отправляться в Корею и личным примером на гармошке поднимать дух наших добровольцев? Твардовский тоже скис – черт его знает, что ответить Хозяину?

Был у Теркина прототип или нет?

Скажешь, не было, Петробыч спросит: как же ты, сукин сын, не зная жизни, такую великую поэму отгрохал?! Кто тебе, кулацкому отродью, навеял эти бессмертные строчки – переправа, переправа, берег левый, берег правый… Не Бухарин ли?.. Его всегда тянуло к правому берегу, может, поэтому он всегда горой стоял за кулаков.

Скажешь, был, – Хозяин поинтересуется, где он теперь.

Товарищ Твардовский был головастый мужик и вовремя сообразил, что как раз на второй вопрос ответить легче легкого.

Он так и брякнул – прототип был, но его с прототипом развела война, – и с облегчением обнаружил, что угадал. На сердце потеплело – глядишь, еще одну премию подкинут.

Петробыч раскурил трубку и заявил: «Это не беда, что развела. Наши органы отыщут. Не так ли, товарищ Берия?»

И что ты думаешь – отыскали. Отправили в Корею на гармошке играть.

Усек?

Трущев выбрал следующее яблоко – на этот раз взял антоновку. Надкусил и распорядился:

– Ешь фрукты, в них железа много. Утром отправишься домой, прихвати с собой. Мне их за год не съесть.

Я выбрал свой любимый сорт, «пепин шафранный». Яблоко было грушевидное, налитое, густо-бордовое, вкуснее не бывает.

– Скажи, уважаемый литератор, – спросил Трущев, – неужели Петробыч был настолько дремучий руководитель, что не слыхал насчет прототипов? Конечно, слыхал, он был исключительно начитанный человек, но ведь нашли! Стоит только правильно организовать воспитательную работу, и наши люди не то что Теркина, инопланетянина отыщут. А вот если у исполнителей на каждый приказ тут же сыщутся отговорки – какие, мол, инопланетяне, наука сама еще в неведении, есть ли жизнь на Марсе, – сразу все пойдет вкривь и вкось.

Усек?