Читать книгу "Роман потерь - Джулит Джедамус"

Интересно, как это — чувствовать себя помеченной таким образом? Каково это, когда твои раны расположены на таком месте? Как несправедливо, что мужчины носят шрамы как знак доблести, а женщины — как бесчестье.

Я страшилась последствий нанесенного ей увечья. Вдруг шрамы ухудшат ее характер, не станет ли она тогда изливать всю свою жестокость? Как я боялась ее мстительности! Она уже причинила мне много вреда.

Даинагон сказала, что мне следовало бы быть добрее. Нужно было дать Изуми возможность рассказать о нападении, проявить к ней больше симпатии. Но ведь это Изуми оскорбила меня! Первые же слетевшие с ее уст слова были жестоки. Ее коварство и эгоизм несет зло даже тому, кого она, по ее словам, любит. Книга, которую она отказалась взять, стоит у меня на полке, свидетельствуя о ее пренебрежении.

Но почему я не посылаю ее в Акаси? Что-то меня останавливает.

Может, это моя осведомленность о том, что Канецуке любит ее сильнее, чем меня? А может, я отказалась от мысли, что эти линии и гексаграммы способны принести счастье?

И все же если бы я любила его так, как заявляю об этом, то я бы послала книгу. Возможно, я боюсь, что книга явится ему предостережением не против любви к Изуми, а против любви ко мне.

Я стала очень суеверной. Я подобна тем слепым женщинам на базаре, которые призывают духов, перебирая четки.

Восьмой день Четвертого месяца. День Омовения Будды.

Поздний час. У меня состоялся разговор с Рюеном, я наблюдала, как священнослужители совершали омовение статуи ребенка, и мне было грустно.

Я виделась с Рюеном утром, перед этой церемонией. Он сидел за ширмой, и я слушала его голос, доносившийся до меня, как воспоминание о нашем детстве, когда мы любили друг друга и не вынесли бы разлуки.

По его голосу было понятно, что он устал то ли от дороги, то ли от своих нелегких обязанностей. Настоятель вызывает его к себе и днем и ночью; он полагается на его легкую руку и умение излагать как хорошие, так и плохие вести. Оказывается, отречение императора неизбежно. Рюен знает больше, чем может мне рассказать; он сообщил только, что при совершении обряда Великого очищения, скорее всего, именно Рейзей возглавит процессию молящихся об очищении нас от грехов.

Пройдет меньше двух месяцев, и все может измениться! Объявят амнистию, и Канецуке будет даровано прощение.

Я не могла и подумать, что события начнут развиваться так стремительно. Желаю ли я этого?

Ожидается, что после отречения император переедет в Южный дворец. Нет сомнений, что он будет продолжать жить на широкую ногу. Интересно, поговорит ли он со своими дочерьми, прежде чем принести клятвы? Возможно, Рюен окажется ему полезным, если его попросят составить для них выдержанное в элегантном стиле пожелание здоровья и счастья.

А что Рейзей? Будет ли он скучать по отцу и станет ли император скучать по нему? На церемонии они стояли рядом, мальчик почти догнал отца по росту. Его длинные волосы скоро остригут, как и у его отца, когда он будет приносить клятвы.

Старший отказывается от мира, младший входит в него. Отец отбрасывает гордыню и цинизм, сын приобретает эти качества.

Они оба, отец и сын, смотрят, как настоятели льют цветную воду на статую Будды-ребенка. И все придворные наблюдают за ними — распорядителями наших судеб и защитниками царства. Что станется с нами во время правления Рейзея? Возможно, его наивное простодушие и доброта хоть до некоторой степени восстановят спокойствие в империи? Может быть, пожары, ураганы и землетрясения хоть на время прекратятся?

Какие надежды мы возлагаем на этого узкоплечего мальчика! Но ведь он не сможет править самостоятельно. Им самим будут управлять.

Один за другим выходят вперед старшие придворные, которые будут править от имени Рейзея. Они поднимают серебряный кувшин для омовений и моют золоченое лицо Будды. Как грациозно они двигаются! Как искренна их почтительность! Министр левых так благопристоен, что некоторые женщины со вздохом печали закрывают веерами свои лица. Скоро он станет регентом и заставит нас быть покорными.

Во время церемонии Будда оставался неподвижным. И после омовения его лицо такое же спокойное, каким было до того.

Звуки воды, тонкой струйкой стекавшей по лицу божества, напомнили мне собственного сына, когда он был младенцем. Как я боялась, что он утонет, когда нянька опускала его в ванну! Один миг небрежности — и будет слишком поздно. После купания она передавала его мне, волосы на затылке были курчавыми и мокрыми, и, поглаживая их, я чувствовала рукой незатвердевшие места на его голове. Каким странным было это ощущение. Я боялась, что эти податливые места никогда не затвердеют и что он будет таким же уязвимым, как Ребенок Лич.

Заметил ли кто-нибудь мои слезы? Мои щеки были такими же мокрыми, как у маленького Будды. Я держала веер близко к лицу, надеясь, что окружающие сочтут, что моя чувствительность вызвана великолепием одеяний священников, звуком колоколов и цимбал и огромными белыми букетами деуций и лилий.

Как душно! Как будто уже наступила середина лета! Кажется, что жара нарастает вместе с прибывающей луной, а по ночам дождь стучит так настойчиво, что его шум вторгается в сновидения. Во дворе и в саду стоят лужи, гофрированные лепестки пионов лежат на размокшей земле.

Женщины развлекаются, просматривая раскрашенные картинки. Меня это не увлекает. Моя сорочка прилипла к спине, от бессонницы у меня пульсирует в висках. Я возвращаю несъеденным холодный рис, сама мысль о еде мне отвратительна и вызывает тошноту. Вместо риса я прошу Юкон принести мне чашку ледяной воды.

Говорят, вода в реках поднялась. Река Камо почти вышла из берегов. Мне очень хочется поехать и посмотреть на это. Когда я была там на днях, вода не казалась такой быстрой, и я могла безбоязненно плыть по течению, моя одежда вздымалась вокруг меня. Или мне это только привиделось? Иногда видения, порождаемые моим воображением, представляются более реальными, чем то, что я вижу перед собой.

Прошлой ночью мне приснилось, будто три кукушки сели на ветку апельсинового дерева и пели для меня. Слова песни явно предостерегали о чем-то, но, проснувшись, я их забыла.

Капли дождя падают с кипарисов. Листья китайского боярышника, всегда заметные в период увядания, уже покраснели. Засохшие цветы клена цепляются за ветки, как насекомые.

Рассказывают, что в долинах Ямато люди умирают от оспы. Удивляться тут нечему, это все из-за жары. Будем надеяться, что вспышка болезни не распространится.

Гонец с письмом от Масато прибыл сегодня во второй половине дня, когда я болтала с Даинагон. Письмо написано на прекрасной бумаге сорта кома, и к нему привязана веточка боярышника, листья которого засохли и свернулись. Значит, он заметил их, эти не по сезону красные листья. Хорошо, что дожди не лишили их цвета.