Читать книгу "Ключ от незапертой двери - Людмила Мартова"

– Да только сейчас сообразил, что кроме тебя и меня никто про эту газету не знал. Я донос точно не писал, хоть Василий Николаевич и считает иначе, значит, ты. Больше некому. Так писала или нет?

– А если и писала, – Клавка смачно облизала пальцы и рыгнула. Тяжелый селедочный дух поплыл по комнате. – Что ж с того? Я, может, только рада была, что его сослали наконец подальше с глаз моих. Ишь, коренной петербуржец, белая кость, доктор хренов, всегда на нас как на грязь под ногами смотрел. А вот, выкуси! – Она сложила масленые пальцы в дулю и сунула ее чуть ли не под нос Игнату. Тот невольно отшатнулся.

– Клавка, ну что ты врешь? – прошептал он, оглушенный известием, что именно Клавка стала причиной истоминских бед. – Да лучше и добрее человека, чем Василий Николаевич, и на свете-то не существовало никогда.

– Да ну? – Клавка недобро прищурилась. – А кто меня премии лишил и уволить грозился? Так орал на меня тогда, я думала, все больные в курсе будут. Опозорил меня перед всем светом.

– Клавдия, так ты ж больную без присмотра бросила. Она у тебя чуть не умерла от открывшегося кровотечения. Ты ж с дежурства ушла в подвал к истопнику. Ты спасибо должна была сказать, что тебя не уволили. Подумаешь, премия… А ты отомстила в ответ, да еще так гадко! Ты ж Истомину жизнь сломала! Врач от бога в глуши деревенской пропадает. Скольким бы людям он здесь жизнь спас…

– Поду-умаешь! Врач он от бога. Такой же, как и все. Только мнил о себе чересчур много. Вот я его и приземлила. Чтоб от простого народа не отрывался. Самое место ему в глуши. Я там полжизни провела и не померла. Ты тоже деревенский. И в деревне люди живут. Их тоже лечить надо, так что все по справедливости.

– Господи, какая же ты сволочь, Клавка! – сдавленным голосом сказал Игнат. Перед глазами его стояла кровавая пелена, в которой плыла комната с покосившимся шкафом и треснутым трюмо, девочка, сидящая в углу и не обращающая на мать и соседа ни малейшего внимания, плоское, как блин, лицо Клавки с ярко-красными накрашенными губами. Растекшаяся от селедочного жира помада въелась в трещинки вокруг рта, превратив лицо в какую-то жуткую гротескную маску. – А он считает, что это я на него донес. Вот что, пиши бумагу, что это ты. Я ему ее в письме отправлю. Чтобы не считал меня подлецом. Меня, который с ним всю войну… – голос Волохова дрогнул.

– И не подумаю даже, – Клавка фыркнула. – Мне еще и лучше, что он на меня не думает. А тебе так и надо. Что, обиделся на тебя твой кумир? Думаешь, я не помню, как ты ему все время зад целовал? Василь Николаич то, Василь Николаевич это, – насмешливо передразнила она.

Потом Игнат и сам не помнил, как сжался кулак, как тяжелый удар обрушился на Клавкину голову. Вскрикнув, она упала.

– Ты же знаешь, что было дальше, – медленно сказала Наталья Волохова Вальтеру, – что ж сам девочке не рассказал?

– Да она не спрашивала, – Битнер пожал плечами. – В общем, Клавка тогда с сотрясением мозга попала в больницу. Завели против Игната уголовное дело. Как его жена ни упрашивала, чтобы Клавка забрала заявление, та отказывалась. Волохова осудили. Дали три года. А жену его вместе с дочкой, – он покосился на Наталью Игнатьевну, – тут же выписали из квартиры на Лиговке. Жилье-то было служебное, а в Александровской больнице Волохов больше не работал. Так что его семья была вынуждена вернуться сюда, в Авдеево, к родителям Игната.

– Да, мне пять лет было, – покивала головой Наталья Волохова. – Я здесь в школу пошла. Здесь нас с мамой и застало известие, что отец на зоне умер от воспаления легких. В первую же зиму. А Истомину он о том, что не виноват в доносе, так и не написал. Стыдно было, что осужден за то, что женщину ударил. Так что ваш дед, Василиса, до конца своих дней был убежден, что Игнат Волохов его предал. А на самом деле это было совсем не так.

– Наталья Игнатьевна, – Василиса молитвенно сложила руки, – скажите, вы знаете, зачем и к кому приезжал в Авдеево Вахтанг? Мог он хотеть с вами встретиться?

– Думаю, нет, – пожилая женщина потерла рукой лоб. – Мы никогда в жизни не пересекались. Папа знал, что у Василия Николаевича есть друг Анзор Багратишвили, а у того сын Гурам. Он вообще все про Истомина знал, до мельчайших подробностей. Но после пятьдесят третьего года они не виделись, а в шестидесятом отца не стало, а ни я, ни мама никого из них никогда не видели. В Авдеево с Битнерами общались, – она слабо улыбнулась Вальтеру, – потому что отец их сюда отправил, а бабушка с дедом помогали, как могли. Ну и тетя Магда маму очень поддерживала, когда отец умер. А с Адольфом я дружила. Он меня, сикалявку, никогда в обиду никому не давал. Все знали, что если меня тронешь, то Адя жару задаст. Когда он в Питер переехал, ух я и плакала!

– Получается, Вахтанг мог приехать только к Вальтеру, – заключила Василиса.

– Вася, я его не видел, – мягко сказал тот. – В тот день, когда убили Вахтанга, меня и в стране-то не было.

– А где ты был? – недоверчиво спросила Василиса.

– В Германии. У меня же российско-немецкая фирма, поэтому я часто летаю по делам в Дюссельдорф. Хочешь, могу паспорт показать. С отметками на таможне. Я вернулся в Питер в тот день, когда ты нашла тело. К тому времени Вахтанг был уже давно мертв. Он мог ехать ко мне, хоть я и не знаю зачем. Но встретился с ним кто-то другой. И этот другой и стал его убийцей.

– Но как же нам узнать, кто это был?! – закричала Вася.

– Не надо вам это узнавать, – Волохова тяжело поднялась со стула и поставила подогревать остывший уже чайник. – Поверь мне, девочка моя, попытки самостоятельно расследовать преступление всегда кончаются новым преступлением. Следствие идет? Идет. Вот пусть они и разбираются. А ты не лезь в это дело. И ты, Валера, тоже. Не к добру это все, слышите?

Она в упор посмотрела на Василису, и под ее тяжелым немигающим взглядом той вдруг стало страшно. Так страшно, что даже руки заледенели.

Глава 13. На крутом вираже

Слезы могут значить больше, чем улыбка. Потому что улыбаемся мы всем подряд, а плачем из-за тех, кого любим.

Одри Хепберн

1984

Анна проснулась и, еще не открывая глаз, вспомнила, что случилось что-то очень хорошее. Ах да… Этой ночью Адольф Битнер остался у нее ночевать. Анна села в кровати, до хруста потянулась, чувствуя приятную истому во всем теле, придирчиво осмотрела постель, на которой несколько часов назад потеряла девственность. Боли она не почувствовала, крови, как она сейчас убедилась, тоже не было.

Невольно улыбнувшись, она вспомнила, как приставала к матери с расспросами, как это, когда первый раз занимаешься любовью. Больно ли? Страшно ли?

– Если с любовью, то не больно и не страшно, – сказала Маруся как отрезала. Но потом, смягчившись, добавила: – Ты сама поймешь, когда придет время. Просто когда придет понимание, что это он, тот самый, единственный на всю жизнь, тогда пожалуйста. И штамп в паспорте никакого значения не имеет. А вот из любопытства или чтобы быть как все, этого не делай. Счастья не принесет. Только боль, страх и разочарование.