Читать книгу "Зверь, шкатулка и немного колдовства - Елизавета Шумская"

Ему раньше всегда были непонятны, да и просто раздражали все эти разговоры о двух половинках, о браках, благословленных волей богов, и «той единственной». Все это казалось таким надуманным, лишенным связи с реальностью, совершенно оторванным от жизни. А вот сейчас он думал о том, что, когда это чувство приходит, все именно так и бывает. Только никакого пафоса или неестественности в этом нет. Есть насущная необходимость, потребность, чтобы вот этот человек был рядом. Принадлежал ему. Только ему, и никому другому. И если это желание взаимно, словно оказываешься в водовороте, когда чувства несут тебя с такой скоростью и силой, что остановиться или сменить направление уже невозможно. Более того — это самое желанное из существующего в мире. Пусть иногда и жутко до гоблинов. Но даже мысль отказаться от этого вызывает такую боль, что хочется немедленно гнать ее от себя. И при этом не видишь ничего вокруг. Пока безжалостная реальность не вмешивается, камнем не становится на пути. Как эта война. Как эта проклятая богами война. Разодрать в клочья тех, кто ее затеял!

Нет, он обязательно выживет, выстоит, выдержит и вернется к ней. Он ей обещал. Он хочет этого. Нет, это больше, чем желание. Это какая-то страстная, насущная, просто непреодолимая потребность. Он не сможет иначе. Что бы ни случилось, что бы ни стало у него на пути, он вернется и выполнит обещанное.

«Нет, этого не может быть!!! — мысленно Ива буквально кричала. Однако Анастасия не слышала этого отчаяния. Пальцы, дрожа, касались старинного переплета, гладили желто-бурые страницы, испещренные тонко выведенными буквами и символами. Даже не разобрав и половины из них, знахарка не сомневалась — Вицлав-ская решила связаться с темными силами, — Не надо! Не делай этого! Это обман! Мишура, иллюзия, катастрофа! Сделаешь, а потом миллион раз пожалеешь… Темные силы никогда не играют честно. Все равно заберут самое дорогое, а дадут вовсе не то, на что ты надеешься… Не смей!!! Не смей, не смей, не смей!..»

По виду и ощущениям Анастасии было ясно, как тяжело все это ей дается. Девушка отлично понимала, что творит. Знала, во что ввязывается, представляла последствия. И все еще сомневалась. Ива никогда не встречала столь разумную девушку, которая бы осознанно шла на такое. Хотя… ведь тетушка тоже не глупа. Но… но темные силы… Одна мысль о них приводила травницу в состояние панического ужаса. Ничто и никогда не вызывало у нее такого всеобъемлющего, убивающего всякий разум и любые иные чувства страха.

Анастасия смотрела на книгу, на эти изящные и одновременно ужасающие символы, часто, даже хрипло дышала и никак не могла успокоиться. Книгу она положила на стол, а сама тяжело опустилась на стоящий рядом стул.

«Что я творю? — мелькнула мысль. — Гоблины меня I гоберите, что же я творю…» Все ее существо, разум и инстинкт самосохранения протестовали против выполнения того, что прихотливым почерком было выведено на страницах давно запрещенной книги. Сердце в бешеном ритме билось о клетку ребер. Девушка прикрыла глаза.

Потом вскочила и подошла к окну. Лбом прижалась к стеклу и посмотрела на улицу. Знакомый с детства пейзаж. В меру унылый, в меру успокаивающий, но привычный. Нормальный. За долгие годы детально изученный, даже порой казалось, что он принадлежит ей одной. Этот ракурс, эти мелкие детали вроде косого водостока или двух отломанных под одинаковым углом черепиц на крыше соседского дома — все это только ее. Никто во всем огромном мире не видит это так, как она.

Анастасия всегда любила свой город. Странный и удивительный. Пугающий и оригинальный. И при этом знакомый, родной. Порой ей даже казалось, что живой. «Ха, знала бы ты…» — не могла удержаться от воспоминаний об одном знакомом ей существе с сине-фиолетовыми волосами почти до колен Ива. Вицлавская же думала о том, что Стонхэрм порой словно помогал ей. Вот и в тот раз, когда, придавленная своим неожиданным горем, Анастасия шла по одной из улиц, напрочь потеряв представление, где находится, и не обращая на это никакого внимания, она и наткнулась на тот магазин. В его витринах были выставлены книги, карты, маски какие-то, что-то еще. Взгляд ее тогда зацепился за одну из них. У маски был перекошенный красный рот, какие порой встречаются у шутов или клоунов в бродячих цирках. Они всегда наводили на Анастасию безотчетный ужас. Она была девушкой разумной, поэтому всегда смеялась над своими страхами и мужественно выдерживала все представление, если рядом был кто-то из знакомых. Негоже девице ее положения показывать такие чувства, недостойно это ее. И потом… надо же бороться с собой. Нет ничего, с чем бы она не смогла справиться. А тут что? Обычный грим на обычных людях. Только вот глаза… Глаза, со всех сторон обведенные краской, казались ей какими-то излишне живыми и существовавшими словно отдельно от всего остального.

Они никогда не были веселыми. Анастасия, по крайней мере, такого никогда не видела. Они всегда казались ей невероятно печальными или очень злыми. А еще этот рот… Будто в крови. Человеческой. Она всегда отгоняла эти мысли. Слишком уж Вицлавская любила встречать все опасности лицом к лицу и уж точно, глядя в глаза, но за этой маской — обычной или сотворенной при помощи грима — будто пряталось совсем иное существо, не человек, а то, чего мы так боимся ночами, в своих кошмарах. То, против чего разум и железо бессильны. То, что заставляет подниматься из глубин нашей души самое трусливое и самое беззащитное, то, чему даже сильный человек не может противопоставить ничего. То, благодаря чему появилась минимум половина религий и треть магических истин. То, с чем мы оказываемся наедине, проснувшись в неурочный ночной час. И в тот момент Анастасия замерла возле маски, и это жуткое ощущение пронизывало ее душу. «Он не вернется», — шепнул ей чей-то голос, и она знала, что он прав. От боли стало трудно дышать, а маска смотрела на нее черными провалами, оказавшимися неожиданно еще страшнее, чем живые глаза клоунов, какими они обычно бывают. И рот ее был в крови.

Он не вернется…

Болью сдавило виски, а сердце сжали острейшие клещи из самой крепкой стали, терзая и уничтожая его. «Любимый мой…» Рот приоткрылся в беззвучном крике, ноги подкосились. Девушка была вынуждена опереться о косяк двери магазина.

«Зайди…» — прошелестело в мозгу.

Маска продолжала на нее смотреть полночной темнотой, кривя этот ужасный красный рот.

«Он не вернется», — речитативом билась в висках боль.

«Я предложу тебе решение. Зайди», — мягко шепнуло в ее сознании.

Не понимая зачем, девушка протянула руку и толкнула деревянную, слишком легко поддавшуюся дверь. Беззаботный колокольчик оповестил о ее визите. Девушка у прилавка равнодушно подняла на нее глаза и кивнула так, будто ее загипнотизировали на это движение. Анастасии было все равно. Так даже лучше. Она долго бродила меж стеллажей, смотря, но не различая ни одной буквы на корешках книг. «Зачем тут столько масок? Они так уродливы», — вот единственная мысль, что более-менее оформилась в ее смятенном болью сознании.

— Могу я вам чем-то помочь? — остановил ее блуждания мужской голос.

Девушка подняла глаза и с трудом заставила себя сфокусировать взгляд.