Читать книгу "Эверест. Кому и за что мстит гора? - Джон Кракауэр"

То состояние, в котором я его застал в хвосте группы Фишера утром 10 мая, говорило, что здесь явно что-то неладно.

Накануне Лопсанг потратил много сил, подняв из третьего лагеря в четвертый, помимо своих основных грузов, еще и спутниковый телефон для Питтман. Когда Бейдлман увидел в третьем лагере Лопсанга, взвалившего на себя непосильную ношу, он сказал шерпу, что нет необходимости нести телефон на Южное седло, и предложил ему оставить эту затею.

– Я не хотел нести телефон, – признавался позже Лопсанг. Телефон еле работал в третьем лагере, и было маловероятно, что аппарат заработает при еще более низких температурах в четвертом лагере[22]. – Но Скотт сказал мне: «Если не понесешь ты, то понесу я». Поэтому я взял телефон, привязал его сверху к рюкзаку и понес в четвертый лагерь… И очень устал.

А сегодня Лопсанг в течение пяти или шести часов тащил Питтман на короткой веревке вверх от Южного седла. От этого он еще больше устал и поэтому не мог идти, как обычно, первым и прокладывать путь. Отсутствие Лопсанга в авангарде группы привело к определенным последствиям, поэтому решение шерпа тащить Питтман на короткой связке постфактум вызвало у многих критику.

– Я не представляю, почему Лопсанг тащил Сэнди, – говорит Бейдлман. – Он совершенно забыл о том, чем должен был на самом деле заниматься.

Сама Питтман не просилась идти в связке. Но когда она вышла из четвертого лагеря в числе первых в группе Фишера, Лопсанг внезапно оттащил ее в сторону и нацепил дополнительную веревку к ее альпинистскому снаряжению. Затем, не сказав ей ни слова, он пристегнул другой конец веревки к своему снаряжению и начал тянуть ее вверх. Она утверждает, что Лопсанг тянул ее вверх по склону против ее воли. Напрашивается вопрос: почему известная своей агрессивной напористостью жительница Нью-Йорка (она была настолько несгибаемой и «упертой», что некоторые австралийцы в базовом лагере прозвали ее «Сэнди Питбуль») просто не отстегнула карабин на конце метровой веревки, соединявшей ее с Лопсангом? Ведь для этого надо было только поднять руку и отстегнуть всего один карабин.

Питтман объясняет, что она не отстегнулась от шерпа из уважения к его авторитету – как она выразилась, «я не хотела обидеть Лопсанга». Она также утверждала, что хоть и не смотрела на часы, но ей кажется, что она шла в короткой связке только «час или полтора»[23], но никак не пять или шесть часов, как утверждали другие альпинисты и как подтвердил Лопсанг.

Когда Лопсанга спрашивали, почему он тянул Питтман, к которой неоднократно выражал свое презрение, тот давал противоречивые ответы. Он сказал адвокату из Сиэтла Питеру Голдману (который в 1995 году поднимался на Броуд-Пик вместе со Скоттом и Лопсангом и был одним из самых давних и верных друзей Фишера), что в темноте перепутал Питтман с клиенткой из Дании Лин Гаммельгард и что прекратил тащить ее на буксире, как только с рассветом обнаружил свою ошибку. Однако в пространном, записанном мною на диктофон интервью Лопсанг очень убедительно настаивал, что хорошо знал, кого тащит. Он решил сделать так, «потому что Скотт хотел, чтобы все члены команды поднялись на вершину, а я считал, что Сэнди будет самой слабой. Я думал, она будет идти медленно, поэтому хотел ей помочь».

Лопсанг был наблюдательным и чрезвычайно преданным Фишеру человеком. Шерп понимал, как важно для его друга и работодателя довести Питтман до вершины. На самом деле в один из последних сеансов связи с Джен Бромет Скотт говорил: «Если я смогу довести Сэнди до вершины, то уверен, что после этого она появится на телевидении в разных ток-шоу. Как ты думаешь, она ведь расскажет, кто помог ей это сделать?»

– Лопсанг был бесконечно предан Скотту, – объяснял Голдман. – Я уверен, что он бы никого не тащил в гору, если бы не был твердо убежден, что это было нужно Скотту.

КАКИМ БЫ МОТИВОМ ЛОПСАНГ НИ РУКОВОДСТВОВАЛСЯ, НА ТОТ МОМЕНТ ЕГО РЕШЕНИЕ ТАЩИТЬ ЗА СОБОЙ КЛИЕНТА НЕ КАЗАЛОСЬ СЛИШКОМ СЕРЬЕЗНОЙ ОШИБКОЙ. ОДНАКО ЭТА МЕЛОЧЬ СТАЛА ОДНИМ ИЗ МНОГИХ – НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫХ НА ПЕРВЫЙ ВЗГЛЯД – ФАКТОРОВ, КОТОРЫЕ НЕЗАМЕТНО, НО НЕУКЛОННО НАБИРАЛИ КРИТИЧЕСКУЮ МАССУ.

Глава 13. Юго-восточный гребень

10 мая 1996 года. 8413 метров

Достаточно сказать, что на Эвересте самые крупные гребни и самые ужасающие пропасти, какие только мне приходилось когда-либо видеть, а все эти разговоры про легкие заснеженные склоны – это чистые выдумки…

Моя дорогая, это занятие захватывает полностью, я даже не могу тебе передать, насколько сильно я нахожусь в его власти и какие виды здесь открываются. И вообще, какая здесь красота!

Джордж Ли Мэллори, из письма к жене, 28 июня 1921 года

За Южным седлом в Зоне Смерти выживание в огромной степени зависит от скорости передвижения. 10 мая каждый клиент нес из четвертого лагеря два трехкилограммовых кислородных баллона и мог еще взять третий баллон на Южной вершине, со склада, куда кислород должны были доставить шерпы. При умеренной скорости потребления, составляющей два литра в минуту, одного баллона могло хватить на пять-шесть часов. То есть у нас был запас кислорода до 16 или 17 часов. Если после этого времени кто-то из членов команды будет находиться выше Южного седла, то, в зависимости от степени акклиматизации и физического состояния, дееспособен он будет очень недолго. Сразу возрастает угроза высокогорного отека мозга или легких, гипотермии, заторможенного мышления и обморожений. Риск для жизни при отсутствии кислорода становится намного выше.

Холл, который уже четыре раза поднимался на Эверест, как никто другой понимал необходимость быстрого подъема и спуска. Понимая, что альпинистское мастерство некоторых его клиентов явно недостаточно, Холл намеревался использовать провешенные на наиболее сложных участках веревки для обеспечения безопасности и удобства нашей группы и группы Фишера. В этом году еще ни одна экспедиция не добралась до вершины, и это означало, что в самых сложных местах веревки отсутствуют.

Швед-одиночка Горан Кропп, не дошедший 3 мая до вершины 107 вертикальных, не закрепил ни одной веревки. Черногорцы, которые поднялись еще выше, провесили несколько веревок, но по неопытности исчерпали весь запас на первых 430 метрах после Южного седла, растратив их на относительно пологих склонах, где на самом деле веревки были не особо нужны. Таким образом, когда в то утро мы предприняли попытку выйти на вершину, единственными веревками, натянутыми вдоль острых скал на верхушке Юго-восточного гребня, были только старые и изношенные, которые иногда торчали из-подо льда, – все, что осталось нам от прошлых экспедиций.