Читать книгу "Воздушная деревня - Жюль Верн"

Вот какие подробности отметил Джон Корт при более пристальном наблюдении.

Отец высокого роста, пропорционального сложения, очень крепок на вид, руки длиннее обычного и не походят на человеческие, ладони широкие и сильные, ноги слегка кривоваты, подошва стопы плоская, полностью прилегает к земле.

Кожа почти светлая, как у туземных племен, скорее плотоядных, чем травоядных, бородка курчавая и короткая, шевелюра черная, вьющаяся. Более или менее густая растительность покрывает все тело. Голова средних размеров, челюсти мало выдаются, глаза с яркими зрачками светятся живым блеском.

Женщина довольно изящна, лицо у нее приветливое и нежное, во взгляде прочитываются благорасположенность и внимание, зубки ровные и замечательной белизны, а еще ну каким же представительницам слабого пола не свойственно легкое кокетство? — цветы в волосах и совершенно необъяснимая деталь! — бусы из стекла и слоновой кости.

Эта молодая вагдийская женщина с ее округлыми точеными руками, нежными запястьями, тонкими пальцами напоминала тип южных кафров.[196]Ножкам ее могла бы позавидовать не одна европейская дама. Местами на теле золотистый пушок волос. Наброшенный кусок растительной ткани перехвачен в талии. А на шее у молодой матери красовалась медаль доктора Йогаузена, такая же, какую носил ее ребенок.

К большому неудовольствию Джона Корта, он не смог побеседовать с Ло-Маи и Ла-Маи. Но видно было, что оба дикаря стараются действовать по законам вагдийского гостеприимства. Отец предложил фрукты, которые он снял с полки — плоды лиан с очень острым и специфическим вкусом. Гости с благодарностью приняли их и съели несколько штук, к полному восторгу всей семьи.

Семейное общение подтвердило справедливость сделанных ранее наблюдений: вагдийский язык, по примеру полинезийских языков, поразительно походил на детский лепет. Это обстоятельство позволило филологам в свое время выдвинуть идею существования в истории всего человеческого рода долгого периода гласных звуков, который предшествовал формированию согласных.

К согласным относятся «к», "т", «р», к носовым звукам «н», "г" и «м». Эти звуки, комбинируясь один с другим до бесконечности, образуют самые различные слова, например: ори, ориори, оро, ороора, орурна и т. п. Подобные слова передают все нюансы смысла и играют роль существительных, собственных имен, глаголов и т. и.

Любопытно было слушать беседу вагди между собой. Вопросы и ответы отличались у них необычной краткостью, содержали два-три слова, обычно начинавшиеся звуками нг, мгу, мс, как у конголезцев. Мать казалась менее красноречивой, чем отец, и, как видно, ее язык не обладал способностью совершать двенадцать тысяч оборотов в минуту, подобно женским язычкам двух континентов.

Следует также отметить — и это больше всего поразило Джона Корта, что "первобытные люди" употребляли некоторые немецкие и конголезские выражения, впрочем, искаженные до неузнаваемости из-за произношения.

В общем, было похоже на то, что мысли этих существ не простирались далее примитивных бытовых потребностей, а слов в их распоряжении было не более, чем требовалось для выражения этих куцых мыслей.

Однако при отсутствии религиозности, которая встречается и у самых отсталых дикарей, с полным основанием можно было утверждать, что они наделены эмоциональными качествами. По отношению к детям они проявляли не только те чувства, которых не лишены и животные, поскольку их заботы необходимы для сохранения потомства, но и выходили за эти пределы, их эмоции получали новое продолжение и новую окраску. Это очень наглядно продемонстрировали родители Ли-Маи по отношению к своему сыну. И потом здесь имелась взаимная связь. Обмен лаской родительской и сыновней… Это была настоящая семья. Проведя четверть часа в хижине, Кхами, Джон Корт и Макс Губер вышли в сопровождении Ло-Маи и его сына. Они снова вернулись туда, где провели первые часы заточения и где еще должны будут находиться…

У порога они попрощались. Ло-Маи на прощание обнял юного туземца и протянул не одну руку, как могло бы сделать четверорукое, но сразу обе руки, которые Джон Корт и Макс Губер пожали с такой же сердечностью, что и Кхами.

— Мой дорогой Макс, — заметил после этой сцены Джон Корт, — один из ваших великих писателей заявил, что в каждом человеке живут двое: «я» и «другой»… Так вот, вполне вероятно, что одного из них не хватает этим дикарям.

— Кого же именно?

— Другого, конечно… В любом случае, чтобы основательно их изучить, надо провести с ними долгие годы. А мы через несколько дней — я очень надеюсь на это! — быть может, покинем воздушную деревню.

— Ох, — вздохнул Макс Губер, — теперь это зависит от Его Величества… Кто знает, не захочется ли королю Мсело-Тала-Тала посвятить нас в камергеры[197]своего вагдийского двора?

Глава XV. ТРЕХНЕДЕЛЬНЫЙ УЧЕБНЫЙ КУРС

Сколько же времени доведется пробыть Джону Корту, Максу Губеру и Кхами в этой деревне? Не случится ли какое-то событие, что резко переменит ситуацию? А она оставалась очень тревожной. Люди ощущали, что за ними пристально следят, поэтому незаметно бежать им не удастся. Да если даже и допустить, что побег состоялся, что же им делать среди непроницаемой тьмы этой части Великого леса, как выбраться на опушку, как отыскать дорогу к реке Йогаузена?

Так долго мечтавший о чем-то необычном, нетерпеливый и экзальтированный Макс Губер начинал тяготиться своим положением. Он уже находил, что ситуация, продлись она еще какое-то время, странным образом потеряет в своем очаровании. И он уже сильнее прочих желал поскорее выйти к бассейну Убанги, добраться до фактории Либревиля, откуда ни он, ни Джон Корт уже не ждали никакой помощи.

Что касается проводника, то его просто бесила такая незадача. И надо же такому случиться — попасть в лапы, да, именно в лапы к этим ничтожным тварям! Он не скрывал своего презрения к ним, и особенно его уязвляло то, что они так мало отличаются от племен Центральной Африки. Кхами переживал нечто вроде инстинктивной, бессознательной ревности, и двое друзей хорошо это понимали. По правде сказать, Кхами ничуть не меньше Макса Губера тяготился своим положением, мечтал вырваться поскорее из этой передряги и готов был сделать для этого все, что только в его силах.

Меньше всего нетерпения проявлял Джон Корт. Его весьма интересовало изучение этих дикарей. Глубже постичь их нравы, подробности быта, исследовать их этнологические[198]особенности и моральные ценности, узнать, есть ли что-нибудь, объединяющее их с животным миром, — всего этого хватило бы на несколько недель.