Читать книгу "Точка опоры – точка невозврата - Лев Альтмарк"

— Нет. Но мы встретимся через много-много лет…

— Я тебя не понимаю. — Юда удивлённо разглядывает меня, а потом вздыхает. — Давай немного и в самом деле отдохнём, а то вечером…

Так и не закончив фразы, он растягивается на земле и перед тем, как заснуть, сонно бормочет:

— Кого-то ты мне напоминаешь, а кого — так и не вспомню…

Отец… Это мой отец, историю которого я всегда помнил, но мне стоило громадных усилий вытащить её из него.

Не любил он рассказывать о себе, о своём плене, о долгом возвращении домой, о своём ненадёжном попутчике Михаиле, который, чтобы выгородить себя, с лёгкостью наврал особистам, что младший лейтенант-штабист продался гитлеровцам и отпущен к своим, чтобы шпионить и заниматься диверсионной работой. Иначе бы к стенке поставили.

А потом десять лет лагерей — уже своих, бежать из которых было некуда и бессмысленно. Воркутинские угольные шахты, безумная по своей глупой задумке железнодорожная ветка Воркута — Хальмер-Ю… А за пределами этого лагеря другой лагерь, окружённый колючей проволокой и сторожевыми вышками границ Советского Союза…

Мой папа никогда никого не осуждал и никого не винил в своих бедах. Я всегда завидовал ему — его органическому беззлобию, бескорыстному стремлению помочь любому, кому требовалась помощь. Ему это всегда удавалось, а вот мне не очень…

Даже человека, который перечеркнул его жизнь, он никогда не осуждал. Слаб он оказался, говорил папа, когда я ещё мальчонкой, сжимая кулаки и срываясь на крик, твердил о том, что попался бы мне этот Михаил сегодня… И я никогда не забывал этого страшного и несправедливого эпизода его жизни. Даже сегодня, когда убедился, что любой наш поступок всегда находит своё осуждение или поощрение в каких-то высших мирах, мне хотелось свершить собственное правосудие. Взять в руки карающий меч. Восстановить справедливость. Перейти страшную, но неминуемую и вожделенную точку невозврата…

Сижу и сжимаю в руках тяжёлый речной камень. В двух шагах от меня спит мой будущий папа, которому ещё столько предстоит пережить до того, как он впервые возьмём в руки своего новорожденного сына и посмотрит на него своими голубыми глазами, из которых, как мне всегда казалось, струится тёплыми потоками доброта и любовь… Наверное, каждый из нас помнит отцовские глаза и видит в них что-то своё, очень родное и близкое, чего никому из посторонних никогда не увидеть.

Чуть поодаль свернулся калачиком Михаил. Мне ничего не стоит сейчас размахнуться и ударить его камнем по голове. Именно об этом я мечтал всю свою жизнь. А Шауль помог мне попасть сюда, на этот тихий речной берег. В этот страшный кровавый военный год…

Скоро они проснутся и поплывут на тот берег, где сразу же попадут к своим, но не к тем, к которым шли, а прямиком на судилище, щедро раздающее всем выходящим из окружения свои стандартные десятки. Отец так до конца своих дней и не узнал, как сложилась судьба Михаила, да он и не хотел о нём ничего знать. И я его понимаю.

Замахиваюсь камнем, но… не могу. Не могу ударить. Слёзы наворачиваются на глаза, и я отползаю в сторону, подальше от спящих.

Над моей головой темнеющее небо. Я смотрю в его бездонную глубину и почему-то не могу отвести глаз. Постепенно небо расплывается, и я вижу, как из редких облаков выплывают один за другим чьи-то неясные лица. Кто это, разобрать никак не удаётся. Но это уже и не требуется.

Наверное, я выполнил свою миссию на земле — нащупал точку опоры, но не захотел переворачивать вселенную. Подобрался к точке невозврата — и не смог её перейти. Не мне решать, правильно я поступил или нет. Сам того не желая, я сделал так, чтобы точка опоры стала для меня точкой невозврата. Вероятно, для того, чтобы я не смог малодушно вернуться к прежней привычной жизни.

Душу мою наполняет радость и какое-то незнакомое прежде чувство завершённости.

Растворяюсь в этом темнеющем небе. Как лёгкое облачко. Как дымок от костра. Как мечта, которая, наконец, достигнута…