Читать книгу "Тайна, приносящая смерть - Галина Владимировна Романова"

– А хотя бы и морским, что, слабо? – Она махнула рукой, взяла еще одну мандаринку, начала делить ее на дольки. – Да что с тобой говорить, с насиженного места тяжело в любом возрасте срываться, а уж тебе-то...

– Дурочка, – ласково отозвался Степушкин, сорвался с места, сам не ожидал от себя такой прыти, подлетел к ней, обхватил ее голову руками, прижал к своему животу. – Да хоть морской берег, хоть яхту! Любой твой каприз, дурочка! Что хочешь! Хоть меня и обнесли, суки, но не последнее забрали. Я не нищий, дурочка!

Он не мышцами живота, не спинным мозгом, он каждым нервом, каждой клеткой своей прочувствовал, как она напряглась. Нет, не попыталась отстраниться, не попыталась вырваться или встать. Она так же сидела, прильнув щекой к его майке, успевшей просохнуть прямо на теле, так же задумчиво перебирала его пальцы, но она уже была не той беззаботной, немного взбалмошной, а иногда и хамоватой Лялькой. В ней что-то очнулось, что-то вздрогнуло, и он это почувствовал.

– Что?! – Степушкин отошел на шаг, тронул ее за подбородок, поднимая лицо. – Что случилось?

– Ничего. – Она смотрела на него не так, как прежде, какая-то подавленность, затравленность даже поселилась в ее изумительных глазах. – Просто... Просто ты сказал, что тебя обокрали, и я подумала, что ты... Ну, что ты, может, на меня подумал!

– Да что ты, дурочка! – Степушкин засмеялся, и у него почти вышло казаться веселым.

– Значит, подумал, – безошибочно угадала она. Села с прямой спиной, уложив руки на коленки, и тут же, сверля его переносицу взглядом, потребовала от него правды. – Если станешь врать, уйду! И уже насовсем! Ну! Признавайся, в чем меня подозревал?! Говори, Жорка, или я уйду!

– Вот еще на свою голову... – пробормотал он невнятно. – Да ладно, чего теперь... Короче, вот эта цепочка на твоей шее...

– А что с ней? – Ее рука стремительно взметнулась к ключицам, затеребила кулон.

– Эта вещь из одной коллекции.

– Украденной коллекции? – прошипела она, перебивая.

– Да, из украденной. Ты же знаешь, что я не раз сидел, я же не скрывал.

– Знаю, – кивнула она согласно. – Дальше что?

– Коллекцию я подрезал у одного антиквара старого. Меня взяли, а добра этого я не отдал, схитрил. Сказал, что менты у меня при обыске изъяли и я знать ничего не знаю.

– Умно! – похвалила она не без восхищения. – Попробуй доказать обратное, так ведь?

– Так...

– А зачем себе-то оставил, для какой такой нужды? Чего не продал вовремя?

– Да так, не вышло. Потом хотел тебя задаривать, а... А у меня все выкрали. Только вот и успел, что цепочку тебе подарить. – Степушкин вернулся на свое место за столом, уставился вопросительно на притихшую Ляльку. – Вот и подумал, что странно так... Лежало, лежало добро, никто про него не знал, а как узнал, так и...

– И ты решил, что раз я твою цепочку на шею повесила, то и про все добро твое мне сразу станет известно. Этот вот изумрудный глазок мне нашептал, так? Ну ты и урод! – фыркнула она со злостью и пнула ножку стола. – А с чего вообще весь сыр-бор-то? Почему я?!

– Так это... – Ох, как ему было неловко признаваться ей во всех своих сомнениях, как нехорошо, по-свински, но не умалчивать же теперь, когда колоться начал по полной программе. – Бабу у вас там замочили на пруду.

– Ну, знаю, Машку Углину. И чего?

– Так у нее в руке была зажата маленькая золотая вещица, сказали, что старинная. Вот я и подумал...

– Что Машку эту я убила, а в руке у нее вот этот вот кулон был зажат, так? – быстро сообразила Лялька и глянула на него так, что ему жить расхотелось. – Ну и мудак ты, Жора! Вот чего ты так обрадовался, когда я сегодня зашла! Цепочка-то на шее, ага! Значит, уже я не убийца... А если я не убийца, то убийца как раз тот, кто у тебя коллекцию твою украл. И каким-то образом что-то оттуда оказалось в руке задушенной Машки. Так выходит?

– Выходит, так.

– И кто, по-твоему, украл?

– Я не знаю! Прости меня, Ляля! – покаялся Степушкин, схватил со стола бутылку наливки, влил в чашку из-под чая. Опорожнил в два глотка. – Виноват я перед тобой за мысли свои грязные, прости! Тут еще следы эти...

– Какие следы?! – помертвела она. – Что за следы?!

– Под окном котельной утром сегодня обнаружил. А окно приоткрыто было ночью. Дождичек пыль смочил, следы и отпечатались, вот...

– Ох, господи! Иди ко мне, Жорик, что же это такое-то, а!

Примирением они занимались в кровати до самого глубокого вечера. Потом вернулись в кухню, вымыли чашки с рюмками, вытерли стол и принялись стряпать простой ужин из жареной молодой картошки, трех жареных карасей, подаренных Степушкину местными пацанами, и салата из пожелтевших огурцов.

– Не нравится мне все это, Жора, – произнесла Лялька, с грохотом устанавливая сковородку с картошкой в центр стола.

Весь вечер она была задумчивой и молчаливой. Почти не реагировала на его слова и поцелуи. И любила его без былой распущенной страсти. Деловито как-то, по-новому совсем. И постель потом убрала, что вообще никогда раньше не делала.

– Ерунда какая-то все это!

– Ты о чем? – не понял он, снимая хрустящую корочку с карасиного хребта. – Про воровство?

– И про него, и про следы эти. Вот кто мог выкрасть твое добро, если оно надежно было спрятано, кто?

– Не знаю.

– Ты же никому не показывал, где его прятал?

– Нет. Я тут... – он замялся, но потом решил быть честным до конца. – На тебя подумал.

– Опять двадцать пять! – оборвала она его со злостью и шмякнула с силой вилкой по столу. – Обсуждали уже, ну! Откуда мне знать, где твой тайник? Ты мне его показывал, что ли?

– Так я цепочку эту вот доставал, когда ты у меня в доме была. Подумал, что подсмотреть могла за мной и...

– Идиот! – презрительно скривила Лялька полный рот. – Я знала, что ли, что ты с постели вскочил для этого? Мало ли, встал и встал, может, в сортир метнулся, может, во двор воздуха глотнуть. Мне пахло, что ли?!

– Ну да, так выходит. А кто тогда? Кто мог видеть-то?

– Никто, думаешь?

– Я ни при ком этого не доставал! Никогда! – сказал он, как отрезал, и принялся высасывать из рыбьих косточек нежную мякоть.

Лялька снова задумалась, потом вдруг встала и принялась метаться по дому. На крыльцо выскочила, да только вымокла и обозлилась там. Потом в котельную сносилась. Потом снова на крыльцо, коридор весь осмотрела, ванную с туалетом.

Он понять не мог, чем она занимается и что пытается найти в замысловатом обойном узоре. Таскал картошку со сковородки, хрустел огурцами и со щемящей грустью думал, что на его предложение стать его женой она так и не ответила.