Читать книгу "Отстегните ремни - Катерина Кириченко"

— А Шурик скоро придет. Ну, муж. Ты его не помнишь?

Шурика я почти не помнила. Зато Ингу узнала бы даже на улице. Она ни капли не изменилась. Та же короткая мужская стрижка, волевое лицо, сжатые тонкие губы, почти стального цвета всегда серьезные глаза.

— У меня цель — стать самым молодым профессором за всю историю МГУ, — сказала Инга, жуя котлету.

Дашу удалось накормить салатом и положить спать в соседней комнате на видавший всевозможные виды диван.

Закутавшись в пончо, я заставляла себя съесть котлету и пыталась не выдать лицом информацию, поступавшую от моих вкусовых рецепторов. Есть хотелось просто жутко.

Заканчивался уже второй день без утренней йоги, зато с пельменями и готовыми котлетами в квартирах моих старых друзей. Причем самое странное: Гриша — композитор, его жена делала удачную карьеру на телевидении, Селиверстова — почти профессор МГУ, а ее Шурик — режиссер. Почему всей этой уважающей себя публике не врубиться в нормальное здоровое питание — мне было не понять. Деньги у них, по всему видать, водились нормальные, по крайней мере, у каждого была вполне дорогая машина, а Гриша даже недавно сделал дорогущий ремонт. Может, в Москве какая-то установка или идея, что нормальное питание отвлекает от карьеры? А может, карьеры давались с таким трудом, что уже не до здоровых ужинов? Или отсутствие в России спокойной, годами устоявшейся цивилизованной жизни проявлялось, в том числе, в полном отсутствии культуры питания? А может быть, в России просто не умели жить? В смысле, получать удовольствия от простых, не замороченных вещей типа вкусной еды, хорошего вина, удачно поставленного мягкого кресла-качалки на балконе…

По вполне понятным соображениям деликатности задать хозяевам этот вопрос ни вчера, ни сегодня я не решилась.

Разговор тем временем все больше шел об удачной карьере Инги.

— … ну и я постоянно выступаю на мировых конгрессах, могла бы преподавать в Америке и Германии, если бы не Шурик. Он хоть и молодой, но идущий в гору режиссер, ему надо тут жить, чтобы работать. Недавно снял длинный сериал, сейчас художественный фильм снимает. Что-то про ментов. Подарил мне новый «Chrysler» на последний день рождения. На квартиру почти накопили, кстати. Я сейчас принесу тебе все книги, которые мы с ним написали.

— Вместе написали? — спросила я, икнув. Ох уж мне эти котлеты аукнутся, — думала я с тоской.

— Нет, ну что ты? Я пишу научные, а он сборник рассказов выпустил. Он еще и музыку пишет, и группа музыкальная у него есть — «Полный декаданс» называется. Вот он придет, и мы дадим тебе послушать. Он уже два диска записал.

Действительно, вскоре в дверях показался и сам Шурик — режиссер, музыкант, поэт и писатель. Окинув нас надменным взглядом, надел такое же пончо, как у меня, лермонтовским жестом откинул назад длинные волосы, положил себе котлет и тотчас приналег на коньячок.

Инга тоже давно перестала есть и только опрокидывала в себя янтарное содержимое граненого стакана.

Я, испугавшись обидеть хозяев отказом от предложенного коньяка, цедила его сквозь почти плотно сжатые губы и лелеяла надежду, что вскоре уже уместно будет попросить чай.

Поставили сначала Земфиру, потом Гребенщикова, потом заиграл диск шуриковского «Декаданса». Я заметила, что потихоньку начала пьянеть. Особенно это полезно на голодный желудок, — подумала я. Осилить котлету мне так и не удалось, а салат, конечно, под коньяк — не закуска.

— Ты слова слушай, слова! — перебивала меня Инга, когда я делала попытки начать беседу. — Тут вся концептуальность именно в текстах.

…Мы уже пришли,

Мы в конце пути,

Дальше будет свет,

Смерти больше нет… —

хрипел исковерканный надрывом Шурикин голос из запыленных колонок.

Сам концептуальный музыкант поглощал коньяк, ни на кого не глядя.

— Да ладно, что ты к ней пристаешь вообще? Что она может понять? — сказал он наконец.

«Она» — это про меня, — догадалась я. Почему Шурик решил, что я ничего не могу понять, оставалось загадкой. Слушала я из вежливости очень внимательно и даже в паре мест покачала головой в такт музыке. Я вопросительно посмотрела на Ингу. Та скривилась:

— Не обращай внимания. Слушай дальше.

Я продолжала слушать, хотя сложные и бессмысленные в своей навороченности тексты меня уже начали утомлять.

— Ребят! Может, все-таки поговорим лучше? — предложила я, дождавшись паузы. — Давно ж не виделись…

— О чем с тобой разговаривать? — махнул рукой Шурик.

Я опять вопросительно посмотрела на Ингу. На этот раз она заняла солидарную мужу позицию и ничего мне не ответила. Я сделала нормальный глоток противного коньяка. Рот обожгло, и я поморщилась.

— Лимончиком заедай, — кивнула на блюдечко с тонко нарезанным лимоном Селиверстова. — Совсем вы там всему разучились, как я посмотрю.

— Там — это где? — спросила я.

— Ну ТАМ, — ответила Инга.

Я вообще-то была рада, когда получила от Инги ответ и разрешение переночевать. И не только потому, что решился вопрос с бесплатной ночевкой. У меня остались приятные воспоминания о столь тесно проведенных годах молодости. Я была искренне рада ее видеть, и если и пришла в шок от квартиры и предложенного ужина, то, как мне казалось, не подала вида. Сейчас же я явно чувствовала себя какой-то отщепенкой, отверженной, и никак не могла себе объяснить исходящее от семейной пары Селиверстовых высокомерие по отношению к себе.

— Ребят, зачем вы так делите на ТУТ и ТАМ? Это, в конце концов, несовременно, — сделала я примирительную попытку. — Мы там тоже люди, живем тем же самым, чем и вы тут, да и границы теперь имеют почти условную функцию. Если вам надо — раз, получил визу, сел на самолет, и вы там в любой момент. Мы все давно живем на всей планете. Едим японские суши, купаемся в азиатских морях, одеваемся в итальянскую одежду и смотрим фильмы на языке оригиналов.

— Ага, а как меня отымели в прошлом году в немецком консульстве, когда я месячную визу попросил, не знаешь? — сказал Шурик. — Да и откуда тебе знать, впрочем? Сама-то за визой давно ходила?

За визой я действительно ходила давно, но голландский паспорт мне тоже в свое время не принесли на блюдечке с голубой каемочкой, и свою порцию оскорбительных писем от голландского МИДа я тоже получила.

— Ну так, а что вы удивляетесь? У нас с вами страна-то какая? Уже лет восемьдесят подряд противопоставляет себя всему цивилизованному миру. То у нас коммунистические революции, то вырезаем весь цвет нации и душим по лагерям, то холодная война с железным занавесом, то бандитские девяностые, правительство из танков гасим раз в три года, а теперь вообще президент вон устроил показательное шоу, как он всех на Западе имел и «уважать себя заставит»… Газ перекроет вот или цены на нефть поднимет. Хозяин — барин… Россиянам бы давным-давно отменили въездные визы, если бы страна вела себя хоть чуточку цивилизованней и не так агрессивно. Но так то политика, а то — мы с вами. Инга, сколько выпито было вместе, пережито разного… И что теперь, раз я крепкое пить разучилась, то я уже не человек?