Читать книгу "Небо над Дарджилингом - Николь Фосселер"

Но время шло, и с каждым часов настроение Хелены падало. Уже наступила ночь, и дом погрузился в тишину, а Яна все не было. Хелена нервничала, меряя шагами комнату, то садилась на табуретку, то вставала, то падала на кровать. Наконец около полуночи на лестнице послышались тяжелые шаги. Хелена вскочила и, поправляя прическу, выбежала в коридор.

– Ян?

Она сразу поняла, что он пьян, еще до того, как почувствовала запах. Он стоял перед ней взлохмаченный, с расстегнутой на груди рубахой и в пыльных сапогах, придерживая небрежно перекинутый через плечо пиджак.

– Где ты был? – прошептала Хелена. – Я прождала тебя весь день.

Невилл равнодушно посмотрел на жену. Трудно было сказать, заметил ли он хоть какие-нибудь перемены в ее внешности. Некоторое время он кривил рот, будто силился улыбнуться, пока наконец не выговорил, запинаясь:

– А к … какая разница? Ну, сделал пару уб… блюдков…

Хелена вздрогнула, когда захлопнулась дверь его спальни, и, не чувствуя под собой ног, побрела к себе. Даваясь слезами, срывала она с себя украшения и нежный шелк, а потом, проскользнув в ночную сорочку, с головой зарылась в одеяло, чтобы выплакать свою обиду.

Она проснулась среди ночи, разбуженная быстрыми шагами на лестнице. Потом послышались голоса, и Хелена увидела над собой заспанное лицо девочки-служанки. Индианка испуганно таращила глаза, как будто не знала, с чего начать, и то успокаивала хозяйку жестами, будто хотела сообщить, что ничего страшного не случилось и та может оставаться в постели, то вдруг принималась что-то сбивчиво объяснять. Однако, кроме слов «хузур», «жеребенок», «лошадь», Хелена ничего разобрать не могла. Она вскочила с постели, надела рубаху и узкие штаны и, завязав волосы узлом, поспешила в конюшню.

Ночь выдалась холодной, с туманом и моросящим дождем. Хелена бежала по двору, прижав руки к груди и стуча зубами. Уже издалека она увидела огни, распахнутые настежь двери конюшни и силуэты людей. Удивленный конюх вежливо приветствовал мемсахиб, пропуская ее вовнутрь. Здесь было тепло. Испугавшиеся было лошади сразу узнали хозяйку и теперь таращились на нее не то любопытными, не то вопросительными глазами. Некоторые беспокойно ржали.

В среднем стойле справа толпились люди с фонарями. Хелена узнала фигуру Мохана Тайида. Он стоял в одной рубахе и узких штанах, даже без неизменного тюрбана на голове. Как видно, ситуация действительно была серьезная. Хелена впервые видела своего наставника с непокрытой головой. Ежик некогда, по-видимому, черных волос серебрился сединой, но был густой, как щетка. Когда их глаза встретились, Хелена испугалась. Она думала, Мохан остановит ее, жестом велит уйти, однако вместо этого индус коротко кивнул, отступая в сторону, и Хелене показалось, что на его лице мелькнула тень улыбки.

Хелена осторожно приблизилась. Ян стоял на коленях перед лежащей в углу черной кобылицей. Глядя на него, легко было предположить, что в постель он так и не ложился. На Невилле была та же рубаха, что и несколько часов назад, правда, теперь он выглядел совсем трезвым. Он гладил и успокаивал несчастное животное, которое корчилось от боли, дрожа раздвинутыми ляжками и пялясь остекленевшими глазами в пустоту.

Хелена растерялась. В сущности, она мало что знала о лошадях, особенно в части родовспоможения.

– Сарасвати, – пояснил Ян, не оборачиваясь. – Это ее первый жеребенок. Отец – Шива. До сих пор все шло как будто нормально, и вот… – Он беспомощно пожал плечами.

– А что говорит ветеринар? – шепотом спросила Хелена.

– Есть тут один коновал, единственный на всю округу, – ответил ей Мохан, – но Ян никогда не доверит ему лошадь. Молодец парень, – кивнул он в сторону конюха, – вовремя заметил и разбудил нас.

Хелена осторожно шагнула к кобыле. Села на корточки, шелестя соломой, и осторожно погладила животное по морде. Сарасвати задергала копытами, как будто по ее телу пробежала волна мышечных сокращений, подняла на Хелену полные боли глаза и положила голову ей на колени. Хелена прикасалась к серебристому от пота меху, бормоча утешения. Краем глаза она видела, как исчезают злоба и отчаяние, отразившиеся на лице Яна в момент ее появления, как теплеет выражение его глаз.

Потом она уже плохо помнила события той долгой ночи. Словно все происходило в неком промежуточном пространстве между сном и явью. Но уже на рассвете появился жеребенок, черный, как мать, в переливающемся фиолетовыми бликами околоплодном пузыре, из которого его сразу же вызволили, протерев мокрое тельце пучками соломы. Сарасвати уже стояла на слабых ногах и устало глядела на малыша, причинившего ей столько мук. Жеребенок-девочка тоже выглядел ошеломленным, словно не мог поверить, что ему все-таки удалось выбраться из чрева матери. Потом по его телу пробежала дрожь, он фыркнул, будто чихнул, и нетерпеливо забил копытами. Люди вокруг заулыбались.

– Как мы ее назовем? – спросил Ян.

– Лакшми, – не задумываясь ответила Хелена. – Не иначе как богиня счастья нынешней ночью простерла над ней руку.

Некоторое время Ян серьезно смотрел на Хелену, так, что та было подумала, что сказала нелепость, но потом весело улыбнулся и кивнул:

– Ты просто читаешь мои мысли.

Мохан пробормотал что-то насчет завтрака и ушел, но Хелена не обратила на это внимания. Как завороженная смотрела она на маленькую Лакшми, силящуюся встать на тоненькие, непропорционально вытянутые ножки. Девочка скользила по земле копытцами, сгибая узловатые коленца, и сердито фыркала, не находя опоры. Хелена захотела помочь жеребенку, но Ян перехватил ее руку.

– Оставь ее, пусть попробует сама.

Наконец новорожденная лошадка встала на все четыре копыта и заржала, одновременно неуверенно и торжествующе. Сарасвати осторожно ткнулась в бок дочери, и та ответила на приветствие с таким жаром, что чуть было снова не свалилась, однако сумела удержать равновесие и побрела, неумело отталкиваясь копытами. Вскоре Хелена с Яном услышали жадное причмокивание – это Лакшми впервые в жизни припала к материнскому соску.

Хелена не смогла сдержать слез. Когда Ян прижал ее к себе, она почувствовала сквозь мокрую от пота одежду, как ритмично, вторя друг другу, бьются их сердца.

– Она твоя, – прошептал Ян в волосы Хелене, и от его горячего дыхания по ее спине пробежал ледяной пот. – Потому что так же упряма, как ты. – Он замолчал. – Давай позавтракаем в городе.

Это были не те слова, которые она хотела бы от него слышать после их недавней ссоры. Но Хелена понимала, что для Яна и это много, и большего требовать не стала.

20

В горах, чьи заснеженные вершины величественно дремали над выжженными солнцем равнинами, каждый город Британской Индии имел свою территорию – hill station[9]– место спасения от духоты и палящего зноя. Симле, Муссори и Дехрадун на западе Гималаев принадлежали Дели, Пуна и Махабалешвар – Бомбею, Утакамунд и голубые холмы Нилгири – Мадрасу. Гималайские курорты были задуманы для низших военных и гражданских чинов Ост-Индской компании, не имеющих возможности совершать оздоровительные путешествия в Австралию, Южную Африку или ту же Англию. Однако ими не брезговали и губернаторы, и генерал-губернаторы, не желающие на время отдыха отдаляться от вверенных им территорий. Так, постепенно, эти городки, с прекрасно мощенными улицами и возведенными на официальные средства бунгало, стали превращаться в штаб-квартиры британской политической и военной власти, рассылавшей отсюда распоряжения и приказы с осознанием своего почти олимпийского всемогущества.