Читать книгу "Никола Тесла. Наследие великого изобретателя - Олег Фейгин"

Во втором лагере царили совсем иные нравы. Его представители были людьми совершенно случайными в науке, которой они занимались по воле случая, прельстившись чистой работой и сытной жизнью. Чаще всего они попадали в УФТИ по комсомольской, профсоюзной и партийной линии, имея минимальные знания, после окончания рабфаков и профтехучилищ, которые тогда организовывались при большинстве вузов. Попав в институт, они тут же решали, что это их личное достижение, и начинали изображать из себя ученых, посещая семинары, коллоквиумы и практикумы, при этом совершенно ничего не понимая в рассматриваемых научных задачах и проблемах. Это вызывало сильное раздражение, поскольку ученые не хотели, а многие и не обладали для этого необходимым педагогическим талантом просвещать случайных людей, совершенно не приспособленных по своему складу ума к научной работе. «Выдвиженцы» были в свою очередь крайне недовольны тем, что от них снова требуют «учиться и учиться», когда они и так перегружены общественными и организационными делами.

В разгорающееся пламя конфликта ненароком подлил масла и сам директор Обреимов, выдвинув не самую удачную и продуманную идею о том, что коллектив сотрудников УФТИ необходимо формировать сугубо по профессиональным качествам. Он высказал мысль о том, что молодые сотрудники несколько лет проходят своеобразную стажировку, получая необходимые теоретические знания и практические навыки. Пройдя эту современную теоретическую «школу», чем-то напоминающую медицинскую интернатуру, и познакомившись с последними достижениями мировой науки, «интерны» должны были быть направлены в учебные заведения и на производство. Там они могли бы распространять самые современные знания и новейший мировой опыт, а непосредственно в институте удостаивались чести работать только самые талантливые физики, имевшие призвание к исследовательской работе.

Вполне естественно, что «выдвиженцев» такое развитие событий категорически не устраивало, поскольку в данном случае они не только навсегда должны распрощаться с престижнейшей работой и массой привилегий, которыми пользовались сотрудники УФТИ, но и снова попадали в полную зависимость от научных руководителей их «стажировки». К тому же во время подобной практики оклад простых инженеров, механиков и лаборантов, подавляющее количество которых составляли именно «выдвиженцы», предполагалось установить в несколько раз меньше, чем у их научных руководителей. Еще больше конфликт обострился после того, как сначала доктор Обреимов, а потом и профессор Лейпунский стали приглашать на работу иностранных специалистов, материальное содержание которых и условия работы вызывали у «ученого пролетариата» бешеную злобу и зависть. Ко всему прочему иностранные ученые, зная очень много нового и интересного, могли быть полезны исключительно институтской «элите», говорящей на немецком и английском языках, «выдвиженцы» же в силу своего скудоумия и малообразованности могли только издали наблюдать за подобными беседами.

Сильным катализатором конфликта явилась и совершенно неуместная (и не своевременная) первоапрельская шутка Ландау. Узнав, что с весны 1934 г. тарифная сетка окладов будет включать ученую степень и звание, он вывесил свой «приказ», в котором около каждой фамилии сотрудника со всеми его научными регалиями проставил зарплату, которая, по мнению Дау, соответствовала реальному вкладу в науку. Разразился громкий скандал, и оскорбленные стали писать жалобы во все инстанции — от Наркомата тяжелого машиностроения и ЦК до институтского парткома. Ответом на поток «сигналов трудящихся» стала партийная «чистка» УФТИ и появление множества проверяющих комиссий, сильно мешавших научной работе.

Во всех этих склоках директор Давидович неизменно становился на сторону «пролетариев умственного труда», настраивая рядовых научных сотрудников, инженеров, техников и лаборантов против научных руководителей, главных и ответственных исполнителей тем. Кроме того, из своего обширного пакета спецзаказов он поручал всяческим бесталанным посредственностям, отличавшимся лишь личной преданностью, важнейшую военную тематику. Это тут же вызывало серьезные конфликты, когда свежеиспеченные неопытные «руководители» через голову своих завлабов и завотделов начинали лично вмешиваться, часто тормозя их, в другие научные работы, занимая приборы, оборудование и технический персонал только своей тематикой. Все вполне естественные в подобных случаях протесты Давидович расценивал исключительно как злонамеренный отказ от проведения в институте военной спецтематики.

Между тем каждое вмешательство нового директора в научные дела института только увеличивало дополнительные расходы и существенно замедляло темпы научных исследований. Дела в УФТИ пошли настолько плохо, что ведущие ученые института, желая хоть как-то остановить дальнейший развал научной работы, решили написать письмо в высшие партийные и хозяйственные инстанции с просьбой отозвать Давидовича с руководящей должности, заменив его на Лейпунского. Это обращение ученых достигло самых верхов партийной власти и попало в Комиссию партийного контроля. В результате квалифицированного разбора ситуации комиссия пришла к решению, что во главе научно-исследовательского института действительно должен стоять ученый. К сожалению, это решение запоздало и конфликтная ситуация в УФТИ зашла слишком далеко. Дошло до того, что Давидович обратился к руководству харьковского НКВД за помощью в раскрытии тайного заговора, который якобы организовала «группа Ландау» для срыва важнейшей спецтематики. В тот момент НКВД еще не имел санкций на арест ведущих сотрудников института, и поспешно заведенное дело ушло в архив. Что же заставило директора Давидовича вступить в столь явную конфронтацию именно с Ландау? Да и еще воспользоваться столь подлым приемом борьбы, как донос!

Тут надо сделать одно небольшое отступление и вспомнить о том, что Лев Давидович уже в первые годы своего «теоретического бригадирства» решил организовать специальный теорфизический семинар, преследующий сразу несколько целей. Во-первых, он должен был формировать и воспитывать физиков-теоретиков именно так, как понимал эту квалификацию научных работников сам Ландау. Во-вторых, на нем Лев Давидович собирался апробировать все без исключения научные работы, проводящиеся в его бригаде, и все сотрудники должны были докладывать свои предполагаемые публикации. И, в-третьих, на этом семинаре стажеры, аспиранты и научные сотрудники «младшего звена» реферировали все интересное из отечественной и зарубежной (в основном) научной периодики.

Ну а теперь, кратко охарактеризовав знаменитый теорсеминар Ландау, вернемся еще раз к содержимому портфеля военных заказов, которые привез в институт директор Давидович. Именно доклад этой спецтематики на открытом семинаре с разгромной рецензией («полная чушь», «невообразимая ахинея», «мрачная патология!») Ландау и вызвал по принципу домино череду последующих событий, приведших к столь плачевному результату.

Между тем установить сегодня все детали довоенной спецтематики УФТИ очень сложно. Многие архивные сведения растерялись во время эвакуации, часть из них попала в архивы и спецхраны других учреждений, а рассказы самих сотрудников грешат большими неточностями и субъективностью. Наверное, поэтому выглядит довольно необычно то, что главные спецтемы довоенной тематики касались отнюдь не ядерных исследований, как считалось долгое время, и неких фантастических двигателей на жидком водороде, а специфических и весьма любопытных вопросов технической радиофизики.