Читать книгу "Последний Рюрикович - Валерий Елманов"

– Да ты не плачь, чай, не баба, – рассудительно заметил Ивашка и дружески положил царевичу руку на плечо, продолжая успокаивать: – У меня-то вон вовсе родителев нетути.

– Совсем? – испуганно переспросил Дмитрий.

– Совсем. И ничего, живу.

– А как?

Тут Ивашка многозначительно повел плечом, как бы показывая тем самым, что, мол, лучше не бывает, а с ними одна морока, хотя уж это-то было чистым враньем. Порою Ивашке так остро не хватало не только ласковых рук матери, но и тяжелой отцовской длани, которой он так никогда и не испытал, что он даже пускал слезу, не в силах удержаться от тоски по родному существу. Ну хоть какому-нибудь. Часто он также вспоминал и Полюшку, и бородача-кузнеца. Они даже снились ему, после чего он, как правило, просыпался с опять-таки мокрой от слез подушкой.

– Тебе, наверно, вовсе худо, – участливо повернулся к нему царевич. Детское сердце очень отзывчиво к чужой беде и даже о своей, пусть и большой, моментально забывает при известии, что другому-то еще хуже. И тут нет разницы, кто сей ребенок: то ли будущий государь, то ли простой труженик, родившийся для того, чтобы всю свою беспросветную жизнь гнуть спину над сохой.

Только потом уже, став князем, человек этот бывает способен из-за собственного дурного настроения засечь насмерть другого, по своему имущественному положению стоящего на последней ступеньке проклятой иерархической лестницы. И ничего удивительного, что после обмена сообщениями о своих бедах они уже, дружески обнявшись, оживленно беседовали как два закадычных приятеля. Тон в беседе задавал Ивашка.

– А ты луки мастерить можешь? А стрелы делать?

– Нет, – сокрушенно ответил царевич, но потом встрепенулся: – А зачем? У меня есть и лук, и стрелы, и даже колчан всамоделишный, красивый, ужасть.

– Ух ты, – у Ивашки загорелись глаза. – Принеси, поиграем, кто дальше выстрелит. Хотя, – тут он критически обвел взглядом маленькие стены дворика, – здесь и разойтись-то негде. Тогда на меткость, в тын стрелять будем.

– Не-е, – Дмитрий вздохнул, – мамка проснется и заругается. Лучше я потом, в другой раз. Хорошо?

– Ну ладно, – великодушно махнул рукой Ивашка. – А сам-то ты изготовить лук сумеешь?

– А зачем? – опять переспросил Дмитрий.

– Вот те на, – опешил Ивашка. – То есть как это зачем? Вот тебе сделают плохой, а лучше уже не будет. А коли сам, то какой хочешь, такой и твой. Хочешь поболее, хочешь помене, хочешь тугой, а хочешь послабее. Опять же стрелы…

– А ты все сам можешь? – Царевич с завистью посмотрел на Ивашку. – А меня обучишь?

– Конечно. Я тебя ворон стрелять обучу и галок всяких.

– Ого! – обрадованно воскликнул царевич. – Значит, ты еще придешь ко мне?

– Непременно приду, – заверил Ивашка царевича. – Хошь завтра?

– Давай. Токмо ты опосля обеда, чтоб, как сейчас, мамка с кормилицей не мешались. А то крик подымут.

– А ты тогда никому не сказывай, что я был у тебя, вот они и знать не будут, – поучительно сказал Ивашка.

– Никому, – и Дмитрий перекрестился. – А давай еще раз поборемся кто кого.

– Ну давай, – согласился Ивашка без былого воодушевления, потому что уже в первой стычке понял, что он сильнее, а поддаться, чтобы царевич не обиделся, было не в его правилах.

Уже через минуту Дмитрий вновь оказался под Ивашкой, но на этот раз воспринял поражение значительно спокойнее.

– А почему же меня до этого никто не валял? – изумился он, все еще лежа на земле.

– Значит, слабые они вовсе али поддаются, чтоб не обидеть – ты же царевич, – ум Ивашки предельно логично вычислил эти два возможные варианта.

– А ты не хочешь?

– Не умею, – сознался Ивашка, но тут же добавил: – Токмо здесь правило есть простое: чтоб все всегда по-честному было. Так что поддаваться нельзя. Ты так им и скажи вдругорядь, а для верности обидь как-нибудь поначалу, чтоб они разозлились и по-честному с тобой валялись.

– Ладно. – Царевич начал уж было подниматься с земли, как тут оба мальчугана аж вздрогнули от пронзительного женского крика.

– Ах он охальник, ах он бесстыжая рожа! Ивашка поднял голову и увидел, как, путаясь в длинных юбках, спускается по ступенькам крыльца какая-то толстуха лет сорока, громко возмущаясь его, Ивашкиной, наглостью.

Дмитрий тоже повернул голову и, увидев эту бабу, тихонько шепнул Ивашке:

– Беги. – И когда Ивашка уже был на дереве, добавил негромко: – К завтрему ждать буду.

– Ладно, – подмигнул Ивашка и, ускользнув от толстухи, пытавшейся схватить его за ногу, примерился, чтоб спрыгнуть на ту сторону, но для этого нужно было зависнуть и перевернуться на руках, а тогда толстуха все ж таки ухватила бы его за ногу, но тут неожиданно помог Дмитрий. Он подскочил к женщине, с силой боднув ее в выпяченный большой живот, и отчаянно закричал, отвлекая ее внимание:

– Чего толкаешься-то? Вот возьму и мамке нажалуюсь.

Чем у них дело кончилось, Ивашка не доглядел – он был уже далеко и скоро оказался во дворе у иезуита. Митрича еще не было, и он наконец спокойно перевел дух.

Глава XVIДРУЗЬЯ-БЛИЗНЕЦЫ

Прошло немного времени со дня знакомства Ивашки с царевичем, и вскоре повелось так, что жильцы симоновского дома у себя на подворье да в избе не засиживались. Не сразу, конечно, а постепенно, в особенности по глубокой осени, уверовав, что хозяин по такой непролазной грязи проехать не сможет, Митрич зачастил к вдове, порою и на ночь там оставаясь.

Поначалу он хотел было прихватить с собой Ивашку, еще когда засобирался в деревню первый раз, но потом одумался. Немец-то и сам туда захаживал – то травы какие понадобятся, а то и к колдуну наведывался, что жил в шести верстах от села, на окраине огро-мадного болота. Ежели Симон узнает, что нарушен его строгий указ – никуда не пускать со двора мальчишку, не миновать Митричу наказания.

Карать же Симон умел жестоко, и хотя бородачу, слава богу, ни разу не довелось испытать его на себе, но чуял он, что коли боярину-иноземцу будет нужда – тот не пощадит никого, безбоязненно пойдет прямо по костям да по телам и даже под ноги себе не глянет. А ну, ежели кто в той деревне мельком обмолвится за Ивашку, что тогда? Ведь Рейтман строго-настрого наказывал, чтоб ни единая живая душа его даже не видала.

Посему и приходилось Ивашке сидеть взаперти, безвылазно, никуда со двора, по мнению Митрича, не отлучаясь. А чтоб хоть как-то занять мальчугана, договорился приемный отец малого Никитки, чтоб тамошний попик все священные книги, кои есть в церкви, дал бы на время почитать мальцу. Уламывать пришлось долго, пока Митрич не догадался с ним щедро поделиться кой-какими припасами, дабы размягчить душу священника.

Читал их Ивашка обычно только по вечерам, когда возвращался от Дмитрия. А бывал он теперь у него чуть ли не в каждое отсутствие Митрича. Как только тот за порог, по-доброму улыбнувшись Ивашке да еще лукаво подмигнув при этом, так и мальчуган со двора шасть – и к царевичу, а тот уж и рад-радешенек новому товарищу, с которым не соскучишься.