Читать книгу "Осторожно, триггеры - Нил Гейман"

– Ну, хорошо. Значит, они забирают невнимательных в свое логово. И что они делают с ними потом? Высасывают всю кровь, как вампиры?

Он пренебрежительно фыркнул.

– Вампиры не высасывают всю кровь. Они совсем чуть-чуть берут. Чтобы было на чём дальше жить и… ну там, летать и все такое, ты знаешь. Стук-Постуки гораздо страшнее вампиров.

– По-моему, вампиры не страшные, – сказал я.

– Я тоже их не боюсь. Хочешь знать, что делают Стук-Постуки? Они тебя выпивают.

– Как кока-колу?

– Кока-кола очень вредная, – назидательно сказал мальчик. – Если положить зуб в банку колы, утром проснешься, а его уже нет. Весь растворился. Вот такая вредная кока-кола. И потому обязательно надо чистить зубы перед сном, каждый вечер.

Эту байку про кока-колу мне в детстве тоже рассказывали. Потом я вырос и узнал, что это неправда, но все-таки это была ложь во спасение: она приучала чистить зубы, так что я смолчал.

– Стук-Постуки тебя выпивают, – повторил мальчик. – Сначала они тебя кусают, и у тебя внутри все перемешивается в кашу – и мясо, и мозги, все-все, кроме костей и кожи. Все становится жидкое, как молочный коктейль. И тогда Стук-Постуки выпивают его через дырки, где у тебя раньше были глаза.

– Какая гадость! – скривился я. – Ты сам это выдумал?

Мы добрались до последнего лестничного пролета, углубившись в самое нутро этого огромного дома.

– Нет.

– Кто бы мог подумать, что дети такое сочиняют!

– Ты еще не спросил насчет погремушки, – сказал мальчик.

– А, ну да. Что там насчет погремушки?

– Ну, понимаешь, – донесся из темноты рядом со мной тоненький голосок, серьезный и рассудительный, – когда от тебя остаются только кожа да кости, они вешают тебя на крюк, и ты гремишь на ветру.

– И на что они похожи, эти твои Стук-Постуки? – спросил я и тут же об этом пожалел. «Сейчас скажет: на огромных пауков, – подумал я. – Прямо как тот, который мне попался утром в ванной». Пауков я боюсь.

Но мальчик сказал:

– Они выглядят так, как тебе и в голову бы не пришло. Как то, на что ты не обращаешь внимания.

И меня попустило.

Мы опять поднимались вверх по деревянной лестнице. Левой рукой я держался за перила, а за правую по-прежнему цеплялся мальчик – он шел рядом со мной. Тут, на верхних этажах, все пропахло пылью и старым деревом. Мальчик, как ни странно, шагал уверенно, хотя луна давала не так уж много света.

– Ты уже придумал, какую историю расскажешь мне перед сном? – спросил он. – Можно и нестрашную.

– Еще нет.

– Ну, тогда давай ты просто расскажешь мне, что ты делал сегодня вечером.

– Тоже мне история! – хмыкнул я. – Ничего интересного. Моя девушка только что переехала в новый дом на окраине города – унаследовала его то ли от тети, то ли еще от кого. Дом огромный и очень старый. Сегодня я впервые останусь у нее ночевать, а пока торчу здесь уже битый час, дожидаюсь, когда она со своими соседками вернется и принесет вина и еды из индийского ресторана.

– Вот видишь? – сказал мальчик, и на лице его снова появилась эта самодовольная улыбочка. Дети порой бывают невыносимы, когда думают, что знают что-то такое, чего не знаешь ты. Но им это, пожалуй, полезно. – Видишь, ты все это знаешь. Но ты не задумываешься. Просто даешь мозгу самому заполнять пробелы.

Он толкнул дверь на чердак, и та распахнулась. Тут было совсем темно, но дверь всколыхнула воздух, и я услышал, как что-то тихонько гремит и постукивает, точно сухие кости в тонком кожаном мешке. Стук-постук, стук-постук. Как-то так.

Я бы отскочил от двери, если б мог; но маленькие цепкие пальчики неумолимо тянули меня вперед, в темноту.

Заклинание нелюбопытства

БЛОШИНЫХ РЫНКОВ во Флориде навалом, и этот был еще не из худших. Размещался он в бывшем авиационном ангаре – местный аэропорт закрыли лет двадцать тому назад. Сотня человек сидела за металлическими столиками, продавая в основном всякий контрафакт: солнечные очки, часы, сумки, ремни. Одно африканское семейство торговало резными деревянными зверюшками; позади них располагалась объемистая расхристанная тетка по имени (такое вряд ли забудешь) Милосердия Попугэй с книжками (дешевые издания, без обложек) и старыми бульварными журнальчиками, все с желтыми, рассыпающимися страницами; с нею рядом, в углу – мексиканка (вот ее имени я точно никогда не знал) с постерами и старыми, гнутыми фотографиями из разных фильмов.

Иногда я покупал книги у Милосердии Попугэй.

Мексиканка с плакатами нас скоро покинула, и ее место занял невысокий человечек в темных очках. Он расстелил на металле серую скатерку и уставил ее всякой мелкой резьбой. Я подошел рассмотреть товар – презабавные создания из кости, камня и темного дерева, – а потом принялся рассматривать и продавца. С ним, видать, произошел какой-то несчастный случай – из тех, отремонтироваться после которых можно только с помощью пластической хирургии: лицо у него было скошенное и неправильное по форме. Кожа слишком бледная; волосы слишком черные, словно это парик и сделанный к тому же из собачьей шерсти. Очки такие темные, что глаз за ними совсем не видно. Впрочем, для флоридской блошки выглядел он вполне уместно: вы бы видели, что за чудики ее населяют и какие клиенты к ним ходят.

У него я ничего не купил.

В следующий мой визит Милосердия Попугэй куда-то подевалась, а на ее месте обнаружилась стайка индусов с кальянами и всякими курительными принадлежностями.

Человечек в темных очках все еще сидел у себя в уголку. Тварюшек на серой скатерти вроде бы даже прибавилось.

– Что-то не признаю ни одного из этих животных, – поделился я с ним.

– Еще бы.

– Вы их сами делаете?

Он покачал головой. На блошке не принято спрашивать продавцов, откуда они берут свой товар. Тут не так уж много табу, но это одно из них: тайна источников неприкосновенна.

– Хорошо продаются?

– Достаточно, чтобы прокормиться, – ответил он. – И чтобы крышу над головой иметь. Стоят-то они на деле куда больше, чем я за них прошу.

Я подцепил зверя, похожего, скажем так, на оленя… только если бы олень вдруг решил стать плотоядным.

– Это кто?

Он покосился на фигурку:

– Скорее всего, первобытный тавн. Сложно объяснить. Он еще моему отцу принадлежал.

По трансляции раздался вроде как бой часов – сигнал, что блошиный рынок скоро закрывается.

– Поесть хотите? – спросил я.

Он настороженно воззрился на меня.

– Я угощаю, никаких обязательств. Через дорогу есть «Деннис», а чуть подальше – бар.

Он задумался.