Читать книгу "Домино - Иселин К. Херманн"

Зэт. Ты меня заразил…

Внезапно он смотрит на нее испуганно. Чем же?

Беспокойством. Знаешь что, шепчет она еле слышно. Мне хочется придумать слово, новое слово, ведь у меня такого никогда не было.

Они стоят на тротуаре в центре Парижа, недалеко от своих домов. Стоят там, где стоять совсем даже не целесообразно. Но об этом они не думают, им нет до этого дела. Мир существует только здесь. Только здесь, между ними.

Я скучаю по тебе вот так. Он обнимает ее за талию и прижимает к себе. Разве не для этого существует тело?

Для чего?

Тело для того, чтобы быть там, где кончаются слова. Где не справляются словари Пти-Робер и Ларусс, там, где нет языка.

Ты говоришь о сексе. Секс — не влюбленность.

Да, спасибо!

Это и не любовь. Сабатин знает, о чем говорит. Любить — это другое. Знаешь, что я думаю? Я думаю, тело — сад души. Это так странно, это совсем ново. Это не любовь, это может перейти в любовь, но это больше, чем влюбленность. Как это называется? Как это может называться? Она крутится вокруг своей оси, и ей кажется, что она уже почти не в состоянии идти по тротуару. «Любость», как тебе это?

Прости?

«Любость», разве это не хорошее слово?

Он выглядит немного уставшим. Считается, что женщины говорят в семнадцать раз больше, чем мужчины.

Нет, быть такого не может!

Ну, тогда в семь.

Значительное снижение получилось.

Семь тоже много.

Да, но подумай, как тихо было бы в мире!

Они идут, держась за руки, хотя это не очень хорошая затея. Об этом они забыли. И так же, как когда она была маленькая, она играет в слова и раскачивает их руки вверх и вниз. Это любость, потому что все другие слова ничтожны. Любость, потому что мое сердце бьется сильнее, когда я вижу тебя. Любость, потому что ни за что на свете я не хочу сказать то, что может причинить тебе боль. Любость, потому что влечение к тебе… когда тебя нет… выворачивает мое тело наизнанку. Любость, потому что, когда я с тобой, у меня пропадает аппетит. Любость, потому что все улыбаются, когда мы идем по улице. Любость к твоему аромату, к твоим жестам, к твоим недостаткам. Любость, потому что ты упорно не говоришь то, что я хотела бы услышать.

Ничего себе. Невероятно, сколько слов может быть в женщине.

В любви язык бессмысленной речи проистекает из самих чувств, приблизительная цитата из Ролана Барта. Она посылает ему проказливый взгляд, похожий на те, что Колетт иногда посылает ей.

Ты только что сказала, что это не любовь.

Буквоед!

Пойдем, я уничтожу все слова, твои, и Ролана Барта, и все слова во всем мире.

А как насчет любости?

Хорошо, его я сберегу.

Свободное такси. Заднее сиденье. Отель «Le Petit Paradis». Опять. Тот же самый администратор. Опять.

Двое детей? Спрашивает он, улыбаясь.

Они смотрят друг на друга.

Нет, две невежды, отвечает Зэт.

Только бы вы прочли цифры на счете, а все остальное не наше дело.

Номер другой. И она преграждает ему путь, когда он открывает дверь. Зэт, думаешь, наступят те дни, когда мы, просыпаясь, будем видеть друг друга?

Он поднимает ее и переносит через порог.

Одежда. Летит. Незаметно и внезапно меняются тональность и темп. Они останавливаются. Его указательный палец движется по ее шее, плечу, как будто он рисует контур ее тела. Другой рукой он обнимает ее за талию так, как обычно приглашают на танец.

Посмотри на меня.

Да, шепчет он.

Она пятится назад, он идет вперед, пока они не доходят до кровати. Тишина. Они стоят тихо. Мир. Его нет.

Можно?

Она кивает. Медленно и осторожно, поддерживая за спину, он кладет ее.

Мои ноги, Зэт. Я мерзну.

Сложно карабкаться к изголовью кровати, когда целуешься. И вниз, в конверт,[19]как это положено по средиземноморскому этикету. Мужчина он. Он откидывает простыню в сторону. Он целует ее грудь. Смотрит на нее, пока медленно входит в нее. Он не занимается любовью с открытыми глазами, но сейчас заставляет себя это сделать. Он смотрит в женщину. Далеко в женщину, и сейчас начинает мерзнуть он. Где-то в глубине он чувствует холод. Он пронизывает его, проходит по позвоночнику и ягодицам. Простыни, покрывала, одеяла, спальные мешки, полярное снаряжение.

Он не может согреться. Его желание остывает.

Часы показывают «позже». Оно всегда наступает. Позже.

Жадное солнце бросает лучи на дом напротив. Он повернулся к ней спиной. Спал ли он? Она — нет.

Нам надо прекратить, Зэт. Я не хочу больше.

Разве не двое должны принимать такое решение?

Нет, его приму я.

Ты действительно так думаешь?

Мне ничего другого не остается. Отпусти меня. Позволь мне уйти.

Да, но я тебя не держу.

И вот она говорит ему что-то неприятное. Даже оскорбительное.

Молния на ее юбке разошлась. Она сидит на кровати и слезы капают ей в туфли, когда она надевает их.

Ты меня больше не увидишь.

Да, уходи. Он лежит, положив руку под голову.

Ты не можешь позволить мне просто так уйти! Сабатин накидывает на плечи пальто. Как глубоко женщина может себя унизить? До какой степени может забыть о гордости? Спускаясь по лестнице, она чувствует, что весит тонну. Покидает отель она. Платит за комнату она. Не поворачивается она, хотя верит, знает или надеется, что он смотрит на нее из окна.

Глава 57

Так, померим давление, говорит Эрик деловым тоном.

Я слышала, что давление может легко подняться от скуки. Ваше давление, должно быть, очень низкое, — мадам Флёри бросает на него косой взгляд, пока он обматывает резиновой лентой ее руку.

Голова кружится?

А как сами вы, Эрик?

Вуайеристка, почти говорит он, и, наверное, должен был бы сказать. У мадам Флёри осталось только презрение к раболепному обращению. «Вуайеристка». Если бы он это сказал, день, быть может, был бы спасен. Но сегодня он не в том настроении, чтобы потакать капризам мадам. Ему не хочется подыгрывать ее кокетству. Мне нужно вас послушать, и, кроме того, мы вынуждены померить давление.

Какой вздор! Я чувствую себя превосходно во всех отношениях. Но мне кажется, что у вас-то как раз все не так хорошо. Кто вас обидел?