Читать книгу "Сезон гроз - Анджей Сапковский"

– Объясню по дороге. Пойдем-ка вместе, Геральт из Ривии. Ибо направление прекрасно мне подходит.

* * *

Маршировали они бойко, может, даже слишком. Аддарио Бах оказался типичным краснолюдом. Краснолюды же, пусть при необходимости или для удобства и готовы были воспользоваться любой повозкой и любой животинкой – верховой, запряжной или тягловой, – чудесно умели маршировать, поскольку ходоками являлись прирожденными. Краснолюд за день способен одолеть миль тридцать – ту же дистанцию, что и человек верхом, – да еще и с грузом, который обычному мужику даже поднять не под силу. А за краснолюдом без багажа пеший человек не поспел бы ни за что. Как и ведьмак. Геральт о том как-то подзабыл, но через некоторое время вынужден был просить Аддарио несколько придержать шаг.

Маршировали они лесными просеками, а порой и бездорожьем. Аддарио дорогу знал, на местности ориентировался прекрасно. В Цидарисе, пояснил, обитает его семья, настолько многочисленная, что то и дело случаются с нею какие-нибудь семейные оказии, навроде свадеб, крестин, а то и похорон с поминками. Согласно же краснолюдскому обычаю, отсутствие на семейной оказии оправдывалось исключительно нотариально заверенным свидетельством о смерти, и живые члены семьи избежать присутствия никак не могли. Потому дорогу до Цидариса и назад Аддарио освоил в совершенстве.

– Наша цель, – пояснял он, вышагивая, – это сельцо Ветренное, что лежит над поймой Понтара. В Ветренном есть пристань, баржи и лодки частенько туда причаливают. Ежели нам чутка повезет, запросто подвернется какая-нить возможность, куда-то да погрузимся. Мне в Третогор надобно, поэтому высажусь на Журавлиной Кочке, а ты поплывешь дальше и окажешься в Новиграде дня через три-четыре. Уж поверь, это самый быстрый способ.

– Верю. Притормози, Аддарио, прошу. Едва поспеваю. Что у тебя, профессия с пешей ходьбой связана? Лотошник ты, что ли?

– Горняк я. На медном руднике.

– Ну да. Всякий краснолюд – горняк. И промышляет на руднике в Махакаме. Стоит с кайлом в забое и добывает руду.

– Поддаешься стереотипам. Еще немного – и станешь утверждать, что всяк краснолюд матерно ругается. А после нескольких чарок бросается на людей с топором.

– Этого не скажу.

– Рудник мой не в Махакаме, а в Медянке, под Третогором. Не стою в забое и не рублю кайлом, но играю на валторне в горняцком духовом оркестре.

– Интересно.

– Интересно, – засмеялся краснолюд, – кое-что другое. Забавное совпадение. Одна из привычных мелодий нашего оркестра называется «Марш ведьмаков». Звучит так вот: тара-рара, бум, бум, умца-умца, рым-цым-цым, папарара-тара-рара, та-ра-рара, бум-бум-бум…

– Откуда, черт побери, вы взяли такое название? Видали, что ли, когда-нибудь марширующих ведьмаков? Где? Когда?

– Правду сказать, – Аддарио несколько смутился, – это чуток переделанный «Парад силачей». Но все духовые оркестры горняков играют какой-нибудь «Парад силачей», «Выход атлетов» или «Марш старых друзей». Мы же хотели быть оригинальными. Та-ра-рара, бум, бум!

– Притормози, а то и душа из меня вон.

* * *

В лесу не было ни души. Другое дело – на полянах и луговинах, куда они часто попадали. Здесь вовсю кипела работа. Косили сено, сгребали, складывали в копны и стога. Краснолюд приветствовал косарей веселыми криками, косари отвечали тем же. Или не отвечали.

– Это, – указал на работающих Аддарио, – напоминает мне другой марш нашего оркестра. Зовется он «Сенокосцы». Частенько мы его играем, особенно в летнюю пору. И поем, ага. Есть у нас на руднике поэт, он славно рифмы плетет, можно даже a capella. О, так вот оно звучит:

Парни травы косят

Бабы сено носят

И боятся бабы:

Не было дождя бы.

Мы стоим на горке

Бережём их гордо:

Хреном телепаем

Дождик отгоняем[45].

– …и da capo! Славно под это маршируется, разве нет?

– Притормози, Аддарио!

– Нельзя тормозить! Это маршевая песня! Маршевый ритм и метр!

* * *

На холме белели остатки стены, виднелись вдобавок руины дома и характерной башни.

Собственно, по той башне Геральт и распознал храм – не помнил, какого божества, но о самом храме кое-что слыхал. Давным-давно здесь обитали жрецы. Ходили слухи, что когда их алчность, разгульный разврат да распущенность невозможно стало терпеть, местные жители выгнали жрецов и загнали их в густые леса, где, как говаривали, те и занялись миссионерством среди лесных духов. С тщетным, ясное дело, результатом.

– Старый Эрем, – произнес Аддарио. – Держимся дороги, да и по времени хорошо идем. На ночь встанем в Боровой Запруде.

* * *

Ручеек, вдоль которого они вышагивали, в верховьях шумел по камням и перекатам, а в низинах широко разливался, образуя залив. Причиной была древесно-земляная запруда, перегородившая поток. У запруды шли некие работы, крутилась группка каких-то людей.

– Мы в Боровой Запруде, – сказал Аддарио. – Конструкция, которую ты наблюдаешь внизу, собственно, и есть оная запруда. Служит для сплава древесины с вырубок. Речка, как ты заметил, сама по себе мелковата для сплава. Потому собирают воду, копят древесину – и отворяют запруду. Идет большая волна, и сплав делается возможным. Оным способом транспортируют сырье для древесного угля. А древесный уголь…

– Необходим для плавки железа, – закончил Геральт. – А плавильное производство – важнейшая и самая развитая ветвь промысла. Я знаю. Совсем недавно мне изложил это один чародей. Сведущий в угле и сыродутных печах.

– И не удивительно, что сведущий, – фыркнул краснолюд. – Капитул чародеев владеет изрядными долями в союзах промышленного центра под Горс Веленом, а пара сыродутных и пудлинговых печей принадлежит им полностью. Чародеи получают с плавилен изрядный профит. Да и с других отраслей – тоже. Может, и заслуженно, в конце концов, в основном именно они разработали технологию. Но могли бы они наконец покончить с ханжеством и признать, что магия – не благотворительность и не служащая обществу филантропия, а промысел, опирающийся на прибыль. Хотя чего я тебе об этом толкую, ты ведь и сам все понимаешь. Пошли, там есть трактирчик, отдохнем. А то и заночуем, поскольку ж – смеркается.

* * *

Трактирчик названия своего не заслуживал совершенно, но и удивляться тому не было никакого смысла. Обслуживал он лесорубов и плотоводов из запруды, которым все едино где пить – было бы что. Сарай с дырявой крышей, подпертой жердями, несколько столов и лавок из небрежно оструганных досок, каменный очаг – бóльших удобств местная публика не требовала и не ждала, важнее были для нее стоявшие за перегородкой бочки, из которых трактирщик цедил пиво, да еще колбаса, которую трактирщица, если находила время и желание, готова была за монетку испечь над углями.