Читать книгу "Иной Сталин - Юрий Жуков"

14 мая 1935 г. «Правда» на первой полосе, в том месте, где обычно помещались передовицы, опубликовала постановление ЦК ВКП(б) «О реорганизации Культпропа ЦК ВКП(б)». Согласно этому документу вместо Культпропа в составе аппарата ЦК ВКП(б) создавалось пять отделов: партийной пропаганды и агитации; печати и издательств; школ; культурно-просветительной работы; науки, научно-технических изобретений и открытий.

Текст документа однозначно свидетельствовал об установлении с этого дня всеохватывающего и абсолютного, притом совершенно открытого, отсутствовавшего ранее идеологического контроля со стороны сталинской группы. Новые отделы в совокупности превращались в несуществующий конституционно союзный Наркомпрос, получали право направлять по воле и указанию лишь узкого руководства развитие национальных, еще вчера бывших независимыми от Москвы, образования, культуры, науки, печати и издательств союзных республик. Вместе с тем этим же постановлением делался и первый конкретный, бросающийся в глаза шаг от федерации к унитарному государству.

Содержало постановление и фамилии руководителей новых отделов. Агитпроп возглавил А. И. Стецкий, печати и издательств — Б. М. Таль, культпросветработы — А. С. Щербаков, школ — Б. М. Волин, науки — К. Я. Бауман (по совместительству). Так был расширен второй уровень власти, которому предстояло в ближайшее же время сыграть весьма значительную роль при разработке необходимых для реформ документов.

С появлением постановления «О реорганизации Культпропа» связана одна странность. Оно было, как уже указывалось, опубликовано 14 мая, но лишь 25 мая, фактически задним числом, его утвердило ПБ[7]. Скорее всего, это свидетельствовало о каких-то разногласиях среди членов ПБ из-за документа; о том, что узкое руководство вынуждено было поставить всех, в том числе и остальных членов ПБ, перед совершившимся фактом, только таким способом вынудив их проголосовать «за». Правда, возможно, что разногласия были порождены не содержанием постановления, а кандидатурами заведующих новыми отделами. Двое из троих и без того являлись заместителями Стецкого, уже занимались той самой работой, которую им предоставляли теперь делать самостоятельно благодаря значительному повышению в должности, введению во второй уровень власти.

Последнее предположение до некоторой степени подтверждается еще одним такого же рода назначением. 16 августа, через две недели после завершения процессов по «Кремлевскому делу», наконец утвердили и заведующего политико-административным отделом, полтора года остававшимся без руководителя. Весьма возможно, назначение это было порождено недоверием, которое неизбежно должно было уже зародиться к Ягоде в ходе расследования по делу «Клубок» у Сталина. Он только теперь счел необходимым установить постоянный и прямой контроль партии, то есть свой лично, за деятельностью НКВД и его главками, особенно — госбезопасности, который более чем за полгода так и не сумел выявить хотя бы главных причастных к самому серьезному из всех антиправительственному заговору. Но на должность руководителя политико-административным отделом, самым важным в существующей ситуации, пришлось назначить человека совершенно иного рода, нежели те, кого Сталин вводил в последнее время в свою реформаторскую группу. Им стал старый большевик с огромным дореволюционным стажем, идейный и бескомпромиссный борец за дело мировой революции, работавший в Коминтерне чуть ли не с первых лет его существования, да еще к тому же по роду службы давно связанный с советскими спецслужбами, — И. А. Пятницкий[8]. Это вполне можно было расценить как вынужденную уступку тем силам в ПБ, которые, как можно догадываться, и возражали против назначения на должности завотделами людей из команды Стецкого — Таля и Щербакова, созданию во втором эшелоне власти самостоятельной группировки.

О новом, критическом отношении Сталина к Ягоде, уже явном выражении недовольства его деятельностью говорят и относящиеся к лету 1935 г. попытки подвергнуть критике деятельность НКВД и несколько ограничить его права, определенные менее года назад.

13 мая, несомненно по предварительному согласованию со Сталиным, новый прокурор СССР А. Я. Вышинский направил в адрес ПБ пространную информационную записку, в которой в довольно мягкой форме сообщил о пересмотре им законности акции Наркомвнудела по «очистке Ленинграда от социально чуждых элементов», проведенной с 28 февраля по 27 марта в связи с убийством Кирова и приведшей к изгнанию из старой столицы 11702 человек[9]. Вышинский отметил, что в прокуратуру поступило 2237 жалоб, из которых было оставлено без удовлетворения 86% (1719), однако остальные 14% жалоб (264) признали законными, и высылки для их авторов пришлось отменить. Так как жалобы продолжали поступать, Андрей Януарьевич констатировал:

«При вполне удовлетворительной в целом операции по очищению Ленинграда последняя выявила ряд грубых ошибок и промахов, объясняющихся главным образом ее спешностью, краткосрочностью и массовостью».

Отметил в записке Вышинский и безобразное отношение к высланным местных бюрократов:

«Руководители отдельных хозяйственных, научных и административных учреждений зачастую отказывают в приеме на работу лицам, представляющим справки о своей высылке или ссылке»[10].

А неделей ранее от того же Вышинского поступил и проект постановления «О порядке производства арестов», утвержденный ПБ 17 июня. Устанавливалось, что аресты по всем без исключения делам органы НКВД впредь могут производить лишь с согласия соответствующего прокурора. Помимо этого, для ареста членов ЦИК СССР и союзных республик, руководящих работников наркоматов всех уровней, директоров и заместителей директоров заводов и совхозов, а также простых инженеров, агрономов, врачей, профессуры, руководителей учебных и научно-исследовательских учреждений требуется не только санкция прокурора, но еще и согласие соответствующего наркома[11].

В те же летние месяцы узкое руководство занялось и совершенно иными проблемами, приступило к решению чисто практических задач, непосредственно связанных с обеспечением разрабатывавшихся политических реформ. По предложению того же Вышинского, который, несомненно, исходил из заявления Молотова во втором его докладе VII съезду Советов СССР о необходимости восстановить во всех гражданских правах лишенцев, 26 июля ПБ утвердило важное не только по сути, но и по далеко идущим последствиям решение — «О снятии судимости с колхозников», призванное возвратить избирательные права тем, кто был лишен их по суду. В соответствии с новым актом официально ЦИК и СНК СССР предписывалось «снять судимость с колхозников, осужденных к лишению свободы на сроки не свыше 5 лет либо к иным, более мягким мерам наказания и отбывшим данные им наказания или досрочно освобожденных до издания настоящего постановления, если они в настоящее время добросовестно и честно работают в колхозах, хотя бы они в момент совершения преступления были единоличниками»[12]. В результате всего за семь последующих месяцев — к 1 марта 1936 г., с 768989 человек, в основном репрессированных по закону от 7 августа 1932 г., широко известному как «закон о трех колосках», не только сняли судимость, но и сопровождавшее ее временное поражение в правах, которое лишало их возможности на протяжении 5 лет участвовать в выборах[13].