Читать книгу "Антракт - Мейвис Чик"

Вот это был удар! Голос в радиоприемнике зазвучал громче, и я поняла, что рассказ о резьбе тринадцатого века подходит к концу. Монотонный разговор продолжался, — почему они никогда не обсуждают в перерыве современные темы? В самом деле, кому интересна резьба по слоновой кости!

Итак, в доме не было ни бренди, ни другого крепкого напитка, а концерт Сибелиуса должен был вот-вот начаться. И тут я вспомнила про бутылку водки, которую спрятала, когда приехали родители. Я отправилась за ней под шуршание оборок и кружева. Осталась всего минута. Отогнав воспоминания, я плеснула в бокал чуть-чуть водки и прошуршала обратно в комнату, чтобы принять расслабленную позу, как у женщин на картинах Милле. «Вот оно — тайное удовольствие», — сказала я себе, когда первые волшебные звуки, вызывающие томление в сердце, повисли в воздухе. Я была рада, что дирижер по-доброму отнесся к партитуре — музыка звучала очень-очень медленно. Я лежала, разомлев от жары, потому что отопление было включено на полную мощность, и напоминала тепличный цветок — орхидею с кремовыми лепестками, изолированную от мира. Только я, музыка и немного водки в бокале.

Па-бам, па-ба, бам, дзынь, дзынь, па-бам, па-ба, бам.

Когда прозвенел звонок, я не поверила собственным ушам. И зря. Мне он показался настолько невероятным, что я направилась к двери, не сомневаясь, что за ней никого нет. И даже открыла, потому что была уверена в этом. Распахнула дверь настежь, не ожидая никого увидеть, — я все еще была во власти великолепной музыки Сибелиуса, чувствовала ее накал и полноту звучания.

Но для того, чтобы нажать на кнопку звонка, нужны пальцы, а пальцы обычно принадлежат кому-нибудь, правда?

Глава 4

Я не зажгла свет в холле, потому что не ожидала никого увидеть. Но даже в такой темноте я поняла, кто пришел. О да — хотя гостя практически не было видно, он горбился под тяжестью огромного букета цветов, хозяйственной пластиковой сумки и большой коробки в подарочной упаковке — я сразу его узнала. Он мог даже ничего не говорить — с этим у него и так были трудности, — ведь сомнений у меня не было: холодный ночной воздух проникал внутрь дома, потому что у моей двери стоял Финбар Флинн. У меня мелькнула мысль, очень мимолетная, что это не Джек. «Не Джек, — подумала я, — а Финбар Флинн».

— О нет, — вслух сказала я и повторила, уже гораздо громче: — Нет, нет, только не ты…

Думаю, в ответ Финбар вложил все свое актерское умение произносить хорошо отрепетированные фразы. Примерно с той же интонацией он сказал мне:

— О Господь всемогущий, черт меня подери… — И оглядел меня с головы до ног.

Мы уставились друг на друга. Мгновение спустя он добавил:

— Герань, опять твой теплый прием. Бессмысленно говорить, что я в восторге…

После чего он имел наглость рассмеяться, выставив напоказ пломбы и не только их, хотя, конечно, в темноте я ничего не разглядела.

— Ну, ну… Я ожидал чего-то необычного, но чтобы такое… — Он нерешительно махнул рукой, стараясь не уронить цветы и пакеты. — Крайне необычно! Ты всегда так одеваешься дома? — Он высвободил один палец из-под тяжести своей ноши и указал на мою руку, в которой, естественно, был бокал. — Как всегда, не так ли? — предположил он. — Моя… моя Герань, ты классная девчонка. Я могу войти?

И, потеснив меня, вошел.

«Ессе Homo»[24], — подумала я, очарованная.

Заявление, что Фауст удивился бы больше, чем я, было бы ложью. Мысль о том, что леди Годива в ветреный день пришла бы в большее замешательство, чем я, не соответствовала бы действительности. А слова о том, что мне не хотелось видеть Финбара, стали бы, если на секунду вспомнить Байрона, маскарадом правды. Ведь лучшими подарками являются те, о которых не задумываешься до того момента, пока их не получишь.

В надежде, что видение, возможно, исчезнет, я включила свет, но запах цветов остался, и он тоже. И, если кого-то можно вообразить, с запахом все гораздо сложнее. Финбар действительно был у меня дома.

— Я могу пройти? — спросил он, уже преодолев половину пути к двери в комнату и заглядывая внутрь, будто рассчитывая обнаружить там еще кого-то. — Ты одна, да?

Одинокая женщина никогда не должна признаваться малознакомому мужчине, что она одна дома ночью. Это первое правило пятого измерения. Он может, по чистой случайности, иметь на нее виды. Никогда не следует говорить ничего подобного.

— Совершенно одна, — громко сообщила я. — Здесь нет никого. Совсем. Абсолютно и однозначно.

Я вошла за Финбаром в комнату, наполненную музыкой, и, чтобы убедиться, что он меня услышал, добавила:

— Никого нет. Видишь? Совершенно.

— А, — сказал он неопределенно. Потом, освободив руку от сумок, показал от двери к окну. — Пройдись, — приказал он.

Я повиновалась.

— Ничего себе! — восхищенно произнес Финбар. — Посмотри, Герань, я салютую тебе. Уверен, ты заслуживаешь этого.

Пространство вокруг нас было пронизано музыкой.

— Позволь сообщить, — я обернулась к нему, чтобы мои слова прозвучали более убедительно, — я почти не пила!

И в этот момент запуталась ногой в оборках и рухнула. Звучало второе анданте…

— Не повезло, — сказал Финбар. — Мне тоже.

Он положил все вещи на диван и только потом протянул руку, чтобы помочь мне, но из гордости я встала сама.

Подкрутила регулятор приемника. Выносить одновременно Финбара и музыку было выше моих сил. В голове пульсировало и шипело, как будто пар не мог найти себе выход. То, что я уменьшила звук, отчасти сыграло роль предохранительного клапана. Немного успокоившись, я задала не особенно любезный вопрос:

— А ты что здесь делаешь?

— Принес тебе подарки. — Он показал на коробки, разложенные на диване.

— Зачем?

— Разве ты не любишь подарки?

— Я спросила, зачем ты пришел?

Не знаю, что я ожидала услышать. Мне было бы приятно, если бы романтический герой упал на колени, начал бить себя в грудь и говорить, что пришел, потому что не мог больше быть вдали от меня, — но это казалось нереальным. Глаза Финбара напоминали глаза дикого зверя, но не хищника на охоте, а, скорее, затравленного. Он сказал:

— Я пришел искать убежища, у меня сегодня был ужасный день.

И в этот момент я поняла, что до серьезного объяснения в любви очень далеко… Пока еще…

— Утром я был в аэропорту, прощался с другом. Мне казалось, он так сильно привязан ко мне, что должен остаться на премьеру. Потом ленч с Джимбо и каким-то ослом-кинопродюсером из Техаса, — этот тип напоминает карикатуру на самого себя и хочет, чтобы я снимался в следующем его фильме. А потом я сильно вымотался на дневной репетиции. Неудивительно, потому что Джим и этот техасец сидели в зале и оценивали размер моих бицепсов — решали, не нужны ли мне интенсивные тренировки для следующей роли.