Читать книгу "Приманка для двоих - Лариса Кондрашова"

Это походило на сказку: они оба создали фигурку, что называется, заочно. Один — по памяти нарисовал. Другой — по его эскизу вырезал.

— Произведение искусства! — не сдержал восхищения Максим.

— Она мне удалась, — скромно согласился мастер. Максим достал из барсетки две тысячи рублей и протянул Илларионычу:

— Больше пока не могу, прости, Илларионыч! Некто Дмитрий Левик изъял у меня НЗ, чтобы купить по дешевке грушу. Ту самую, которую я привозил вам, чтобы сделать вашу Анастасию. А оставшиеся деньги я вложил в два деревообрабатывающих станка. Своему партнеру еще ничего не сказал, но буквально вчера один деревообработчик распродавал станки по дешевке, и я не мог пройти мимо. Начал понемногу комплектовать цех сувениров. И вы своей скульптурой сказали еще одно веское слово в его защиту.

И опять мысленно добавил про себя: «Пусть теперь в дереве живет моя Маргарита». Он посмотрел в глаза Илларионычу, прочел в них вопрос и улыбнулся:

— Вы правильно догадались, о чем я вам хотел сообщить. Раз теперь Дмитрий, мой партнер, не возражает против цеха сувениров, вы тоже можете к процессу его создания подключиться. Где там ваш знакомый художник? Пусть морально готовится. С первой же прибыли начнем работать, а то пока что вам и на зарплату не хватит.

— Тогда, Максим Викторович, заберите ваши две тысячи. Пусть это будет мой скромный вклад в общее дело.

— Ни в коем случае! — Максим опять придвинул деньги к резчику. — Могу честно сказать, я вовсе не собираюсь эту фигурку продавать. Она будет нашим образцом. Демонстрацией наших возможностей. Пример того, какие заказы мы сможем выполнять.

— Сомневаюсь только, что подобную работу я смогу поставить на поток, — обеспокоился Илларионыч.

— Что вы, поток — для такой красоты? Нет, эти вещи можно продавать разве что в художественных салонах. Вырезать их штучно. Или, как теперь говорят, эксклюзивно.

— В художественный салон статуэтки не возьмут. Я уже пытался. Самодеятельным резчикам они не доверяют. Я ведь не член Союза художников.

— Тогда мы откроем свой магазин, который будет называться… «Дриада»!

— Лесное божество?

— Вот именно! И начнем выпускать вещи, которые не стыдно будет считать божественными.

— Ну, Максим Викторович, вы и замахнулись!

— Вы правы, Илларионыч, размечтался. Но может быть, в будущем…

Понятное дело, что такое производство не могло бы держаться на одном Илларионыче. Для него нужно специальное оборудование, квалифицированные резчики. Словом, время покажет.

Дмитрий приехал почти сразу после ухода мастера, и в его облике уже не было ни подавленности, ни прежней виноватости, он даже будто злорадствовал. Так, самую малость.

Поначалу Дмитрий ревновал жену. Он нарисовал себе картину, согласно которой его супруга Мила крутила любовь с кем-то, кто в конце концов ею пресытился. Иначе отчего ее бросало то в жар, то в холод?

Уже перед сном, поздно вечером, она вдруг расплакалась и стала просить прощения у Дмитрия, а потом тут же вызверилась на него. Теперь уже, по ее словам, он оказывался во всем виноват. Но в чем конкретно, она не говорила.

Все в конце концов успокоилось, они даже неплохо исполнили свой супружеский долг. Получилось по Пушкину — «привычка свыше нам дана, замена счастию она». То есть и двух дней не прошло, как все вернулось на круги своя.

— Но я вообще-то приехал тебе не о своих семейных проблемах говорить, — оборвал начатые излияния Димка. — Ритка твоя вчера жене звонила. Вроде у нее в Москве кто-то появился. Какой-то крутой телемэн.

— Кто-кто?

— Точно не знаю, кто он, то ли у него свой канал на телевидении, то ли у него папочка в сфере развлекательного бизнеса шибко крутой…

Надо сказать, его сообщение задело Максима гораздо сильнее, чем он мог ожидать. А в это же самое время взгляд Дмитрия переместился на край стола, где, едва прикрытая газетой, лежала деревянная статуэтка Анастасии-Маргариты. Он быстрым движением сорвал газету и схватил фигурку.

— Мама дорогая! Неужели это мамедовская груша?!

— Это работа Илларионыча, — поправил Максим.

— Ему кто-то позировал?

— Я ему эскиз набросал, — пробормотал смущенный Максим. Он вовсе не хотел выпячивать свою роль в изготовлении статуэтки.

— С натуры?

— По памяти.

— Штука баксов, не меньше! Надо показать ее в «Алекс-дизайне». Ребята такие вещи по всей стране закупают. У них элитный салон. Цены потолочные, но знающие люди покупают…

Максим выхватил у него статуэтку:

— На чужой каравай рот не разевай! Покажешь что-нибудь другое. Я заплатил Илларионычу за статуэтку. Теперь это моя собственность.

— Ни фига себе! А чья груша?

— Наша. За кусок бревна длиной тридцать сантиметров я готов заплатить столько, сколько он стоит.

— Погоди, что ты хватаешь! Дай как следует рассмотреть.

Но Максиму отчего-то стало неприятно, как если бы Димка захотел рассмотреть саму обнаженную Маргариту.

— Нечего тут рассматривать. Скульптура как скульптура.

— Макс, в натуре, ты влип! — Димка довольно захохотал, словно друг попал в ловушку, подготовленную им собственноручно. — Вообще-то когда мы говорили насчет цеха сувениров, ты не собирался скупать его продукцию для личных нужд… Ладно, влюбленным — красный свет. И главное, на ком зациклился? Я эту девчонку сто лет знаю… Послушай, а ведь она была у нас на свадьбе, и ты, так же как и я, не обратил на нее внимания. Это случилось семь лет назад. А она тогда моложе… и лучше качеством была! Ха-ха!

— На твоей свадьбе, если ты помнишь, я был с Анютой, которая тебе тоже не нравилась.

— Ну и кто оказался прав?

— То же самое я могу сказать и о тебе.

— И что значит, тоже не нравилась? Я о Ритке такого не говорил. Теперь я припоминаю, что вначале обратил на нее внимание. Подумал, надо же, какая ладненькая девчонка. Но Милка, наверное, мой взгляд перехватила, потому что тут же начала рассказывать, какая Маргарита неинтересная особа, мол, и скучная, и бесцветная. Теперь я понимаю, тогда просто смотрел в рот своей невесте, а также на весь мир — ее глазами.

— Хоть в этом я могу быть твоей жене благодарен.

— Но на этот раз… моя кобра сказала, что тебе здесь ничего не обломится.

Нет, ну как можно реагировать вот на такие слова? Кто она, Людмила Левик, Господь Бог? Почему она позволяет себе вмешиваться в чужую жизнь? Выходит, надо еще сказать спасибо, что она на столько лет оставила Максима в покое?

— Она все не может простить мне моего провидческого дара?

— Ты, Бобров, как скажешь.

— Не знаю, к каким таким способам будет прибегать твоя супруга, а только и мы не лыком шиты… Что она еще говорила? О Маргарите.