Читать книгу "Сталкеры поневоле. Вопреки судьбе - Виктор Глумов"

Аня заскрипела зубами. Толстяк расхохотался: он, наверное, и рассчитывал на подобную реакцию.

– А теперь я пойду отдыхать, уж извини меня, подруженька, я пойду отдыхать. Выдернули по твоей милости из постели посреди ночи… но я не в обиде, нет, я не в обиде! Поспи, милая подруга, завтра у тебя тяжелый и, кто знает, скорее всего, последний день!

Он вышел, дверь захлопнулась, свет погас.

Аня, обездвиженная, осталась наедине со своими мыслями и ожиданием невнятной, но ужасной казни. Она даже слезы не могла вытереть – они стекали по щекам, оставляя чесучие дорожки. Аня ревела не от страха за жизнь – в конце концов, там, в коридоре, под светом прожекторов, жизнь должна была оборваться, и часы, которые она сейчас проживает, уже как бы лишние.

Она ревела от злости.

Аня правую почку отдала бы, чтобы утянуть толстяка-садиста и всю эту фашистскую шайку с собой в аномалию.

* * *

Заснуть, естественно, не получилось, лишь под утро Аня погрузилась в тяжелую дрёму, напоминающую горячечное беспамятство.

Очнулась она от клацанья открывающейся двери, дернулась, повернула голову. За ней пришли трое: вивисектор в черных брюках и рубашке, обтягивающей брюхо, и здоровенные шкафы-охранники с маленькими головами, вмурованными в квадратные шеи. Толстяк закатал рукав и приложил к предплечью Ани инъектор. Укол, и тревога, зевнув, свернулась в клубок и задремала. Навалилась апатия.

Вивисектор приподнял Анино веко, удовлетворенно кивнул и обернулся к «шкафам»:

– Выводите, но не забывайте, что она опасна.

Отстегнули руки, защелкнули наручниками за спиной, ноги заковали в кандалы с короткой толстой цепью. Поставив Аню на пол, охранник толкнул ее в спину – иди, мол. Покачнувшись, она засеменила навстречу смерти.

Шли незнакомыми коридорами вдоль стальных дверей с решетками. Одно радовало: Димки тут нет. Может, ему удалось сбежать по дороге? Только эта мысль и помогала держаться, не скатиться в истерику. На его месте она бы отомстила. Значит, и он отомстит, они ведь кровь от крови.

По лифту, вызванному пластиковой картой, поднялись наверх, в просторный холл с контрольным пунктом за бронированной дверью.

За окнами, забранными решетками, колыхала ветвями сирень, на полу плясали тени.

Во дворе ждал пятиместный трицикл-кабриолет. Вивисектор уселся рядом с водителем, Аню посадили между «шкафами», стиснувшими ее с боков.

Закатанный в бетон двор заканчивался огромными воротами с двумя будками КПП справа и слева. По верху высоченных каменных стен была натянута колючая проволка. По периметру стояли дозорные вышки с прожекторами.

Трицикл заурчал мотором и покатил к воротам, два охранника рванули их открывать. Вивисектор достал какой-то прибор и уставился в монитор.

Аня запрокинула голову и прищурилась на солнце, проглянувшее в разрывах туч, простилась и с ним, и с лоскутами непривычно-яркого неба, и со стрижами, что росчерками носились высоко-высоко.

Трицикл вырулил на грунтовку, тянущуюся между огромными соснами, затем почему-то свернул в лес – видимо, обогнул опасное место – и снова вернулся на раздолбанную колею. Ехали минут пять, Аня крутила головой по сторонам и жадно впитывала ощущения. Теперь она понимала заключенных, приговоренных к расстрелу. Чувства, даже пришибленные транками, были намного ярче. Вспомнилась песня «Арии», которую в детстве любил слушать Димка, и Аня пропела:

– Луч зари к стене приник, я слышу звон ключей. Вот и все, палач мой здесь, со смертью на плече.

Естественно, за шумом мотора ее не услышали.

В голливудском фильме сейчас на трицикл должны напасть парни в белом, положить злодеев и освободить принцессу, то есть ее. В жизни же девушки превращаются в тех самых парней, за которых раньше мечтали выйти замуж: сам себе не поможешь – никто не поможет.

– Тормози! – крикнул вивисектор, и трицикл остановился.

Толстяк слез, посмотрел на экран прибора, похожий на айфон, с двумя отходящими в стороны антеннами, и зашагал в лес – осторожно, поминутно оглядываясь и втягивая голову в плечи.

– Тащите ее сюда, – крикнул он, останавливаясь.

Аню выволокли из трицикла и поставили на ноги, придерживая за плечи. Когда подошли к толстяку, на небольшой поляне, поросшей земляникой вперемешку с лютиками, Аня разглядела мерцающий розоватый туман. Вспомнились рассказы о том, что аномалии делают с людьми, и ноги подкосились, совершенно лысый «шкаф», что справа, придержал ее и положил что-то в карман снятого с охранника костюма.

Толстяк улыбался, глядя на туман:

– Вот мы и на месте, подруга. Что это – непонятно. Возникло после Выброса, раньше ни с чем таким мы не сталкивались, – он шагнул к ней и развернул прибор так, чтобы было видно экран: – Видишь красную точку? Это источник аномального излучения, сейчас и проверим, опасно ли оно для человека.

Аня не знала, что такое Выброс, аномальное излучение и какова природа розоватой гадости перед ней, но внутренности сжались в комок, в горле пересохло, по позвоночнику прокатилась волна ледяного ужаса, и Аня неожиданно для себя заговорила:

– Что ж вы делаете? Люди вы или нет? – взгляд скользнул по лицам «шкафов», но на них не читалось ни тени сочувствия. Только тот, что держал ее, потупился, и ноздри его затрепетали.

Бесполезно взывать к жалости. Только бы смерть была быстрой!

– Давай, подруженька, вперед, – улыбнулся вивисектор, и Аня, понимая, что это ничего не даст, уперлась в землю ногами.

«Шкафы» подхватили ее под мышки, подняли над землей и, будто котенка в воду, швырнули в розовое мерцанье.

* * *

Белый-белый потолок, над лицом висит подобие кислородной маски, только стальное, где Аня видит свои глаза.

Неужели живая? Или это ад? Рай Ане вряд ли светит, она даже перед смертью не покаялась, а поклялась отомстить. Кровь пульсирует в висках, отдает тупой болью в затылок. Значит, все-таки выжила. Аня попыталась пошевелиться, но ремни держали крепко, даже голову поднять не удалось.

Понемногу возвращались мысли. Накатил ужас: а что, если она – уже не человек? Поросла шерстью, кожа огрубела и потрескалась, когти выросли, как у мутанта Шурика, земля ему пухом. Железный обруч впился в шею, когда Аня приподняла голову и глянула на себя: все та же черная форма не по размеру. Расслабившись и отдышавшись, она второй раз оглядела свое тело, пошевелила пальцами руки и выдохнула с облегчением: все еще человек. Или это пока? В скором времени начнутся изменения, она поглупеет, пострашнеет, начнет пускать слюну, утратит дар речи. Господи, и ведь даже убиться не получится!

Справа пищал прибор, похожий на осциллограф, там бежала зеленая точка, исчезала и начинала бег сначала. За клеенчатой белой шторой угадывалось подобие операционного стола. Рядом стоял шкаф с лотками и инструментами, завернутыми в коричневую бумагу.