Читать книгу "L - Лия Киргетова"

— Все правильно, — слышу я в своем ухе. — Все так, как есть. Поверь мне, если ты не веришь себе, хорошо?

Я киваю, не открывая глаз. Сначала Кире. Затем ее иллюзии.

* * *

Дождь. Сначала в мое сознание тихонечко вторгся шумящий звук дождя, затем дверь пробуждения распахнулась, точнее, ее вышибло потоком мыслей. Утро. Я открыла глаза — ее оказались напротив, в сантиметрах каких-то, я даже не слышала ее дыхания.

— Я тебя выслеживаю, — торжественно объявила Кира. — Нет, не думай, — перехватила она мою мысль, недовольно-смущенную, — Я не смотрела, как ты спишь, просто… Ну, случайно оказалась рядом и почуяла, что ты просыпаешься. Доброе утро.

— Доброе, — улыбнулась я, сбегая в ванную, чтобы сначала недоверчиво заглянуть в зеркало, затем удовлетворенно ему же кивнуть.

— Там зубная щетка есть, в упаковке, левый шкафчик, нашла?

— Да, спасибо.

— Полотенце за спиной, видишь?

— Ага.

— Перцы покатят?

— Я не хочу есть, спасибо.

— Да нет, Чили Пепперз? Ред Хот которые. Зе.

— Покатят, я выдавливаю пасту, выхожу из эфира, говорить не могу, — скороговоркой отвечаю я.

— Последний вопрос можно?

— Угу, — киваю с зубной щеткой во рту.

— Ты меня еще хоть немного любишь? Ты меня, вообще, любила когда-нибудь?

Я выплевываю пасту в белоснежную раковину и внимательно смотрю на себя в зеркале.

— Я шучу, — ее низкий голос упирается вплотную в дверь ванной комнаты. — Я не задавала таких вопросов лет десять. Или больше. Не отвечай. Хотя, теперь уже поздно, да? Так что валяй, лепи!

— Любила, конечно. А сейчас — не знаю.

— Ну… я так и думала, — шаги удаляются на кухню.

— А ты меня? — не спрашиваю я, потому что я тоже так и думала.

Мы провели вместе день, еще день и еще один день. Всего получилось пять ночей и три дня. Все это время я слушала свое сердце, не размышляя, не закидывая свою голову ненужными вопросами, которые все же лезли без спросу, но отползали, отпихнутые ногой, недовольно урча. Что я чувствовала? Теперь? Не любовь. Не влюбленность даже, невероятную, скорее всего, после стольких лет знакомства. Не близость. Не…

— Сначала просыпаются твои щупальца, ага, ты знаешь, что у тебя длинные невидимые щупальца?

— Ужас! Фу!

— Нет, они такие все из себя красивые. Так вот, сначала — они. И начинают бродить по комнате, смотрят на часы, потом за окно, на термометр, потом разворачивают в воздухе список твоих несделанных дел, потом определяют местонахождение прочих объектов. Затем отношение к ним, твое. Еще их, ну, мое в данном случае, настроение. После этого они сворачиваются и так, — она машет руками перед собой, как будто складывает что-то в куб, — упаковываются в маленькую самоуменьшающуюся коробочку. А потом только просыпаешься ты.

— Фильм «Чужие». Тебе не жутко?

— Да нее, свои это. Ты чужих не видела!

— Мои щупальца тебе своее, чем я, по-моему.

— Ты тоже ниче. Я бы тебя так, — Кирины пальцы рисуют в пространстве замысловатую дугу, — упаковывала и чик! На замочек.

— Судя по движениям, меня нужно сворачивать.

— Ну да, как змею.

— Фу еще раз.

— А мне каково?

— Серпентарий тут у тебя.

— А кому щас легко?

— А ты — сама просыпаешься? Без предварительного засыла щупальцев в пространство?

— Да, я — сразу, бултых и готово. Добро пожаловать в реальный мир. Велком, дарлинг.

— А ты бы съела таблетку, ну Морфиусовскую, в Матрице?

— Я думаю над этим вопросом. Ты, надо сказать, сильно этому способствуешь. Знать правду, все-таки, лучше.

— Но бифштекс? А?

— Тут или есть бифштекс, или им быть. Почитать тебе Шекспира?

— Валяй.

Еще она читала мне Фета и Тютчева, еще, зачем-то «Мцыри». С выражением. Практически, в лицах. Элина тем временем была в командировке. Они жили вместе. Командировка заканчивалась в самом что ни на есть ближайшем будущем.

— Я, все равно, все уже решила, не перебивай. Вне зависимости от того, будешь ты со мной, или нет. Ну, а как ты думаешь? Что я смогу вот так? Провести с тобой несколько дней, потом, как ни в чем не бывало, вить семейное гнездо.

— Хм, гнездо.

— Тебе не нужно ничего решать. Сейчас не нужно. Она приедет. Мы поговорим. Расстанемся. И будем жить дальше, долго и счастливо. С тобой. Или мрачно и коротко.

— Долго ли, коротко ли… А у вас… ммм… стаж какой?

— Полтора. А у вас?

— Ну, примерно так же, поменьше немного. А ты думала обо мне?

— Еще бы. Но мне казалось, что… Как тебе объяснить… Что это ни к чему. Знаешь, мне тогда, одиннадцать лет назад, было очень больно. Я же влюбилась по уши, а ты не решилась хотя бы попытаться. Еще муж твой. Потом второй. Дочь. Когда я узнала, что ты переехала в Москву, то… А потом я узнала, что ты встречаешься с девушками. Мне кажется, что я никогда не забывала тебя. И, когда я думала о том, есть ли в мире человек, о котором можно сказать: он — мой, я думала о тебе. О вероятности тебя, понимаешь? О вероятности нас. Но я любила других, совершала подвиги. Не помнила о тебе. Не знала тебя никогда, понимаешь?

— Более чем.

— И ты полюбила другую, так ведь? Скучаешь? — Кира внимательно, очень внимательно посмотрела мне в глаза.

— Не знаю.

— Мне кажется, ты не тот человек, который не знает. Ты тот, который и да и нет одновременно. Да? Нет?

— Да нет, — ненарочно, растерявшись совсем, протянула я, и мы расхохотались, впрочем, несколько напряженно.

Для кого-то жизнь происходит через глаза, он помнит дни и ночи, как смену декораций, темно-зеленые рифленые обои, узкие планки золотистого паркета, полураспустившиеся в маленьком горшке цветы — это утро. Для кого-то утро — это тонкое прикосновение чьей-то ладони к шее, к той линии, где заканчиваются волосы, для него утро — это движение пальцев по позвонкам, четырем-пяти, вниз и обратно. Для кого-то утро остается запахами, густой, с ярким ароматом миндаля гель для душа, затем чай, фривольный клубничный, или приторноватый, неестественно удобный, ванильный, или строгий бергамот. Или адские молекулы, разбегающиеся по законам Броуновского движения от перегретой на газовой горелке, и издающей невыносимый запах, просто не имеющий право называться запахом — вонь — от пластиковой ручки подпаленной кофеварки. Затем запах ветра из открытого окна, свежесть с примесью городского смога, спасающий. Для меня — утро, равно как и жизнь — это, в основном, набор гласных и согласных звуков. Они имеют свой запах, вкус, цвета и оттенки, они оставляют внятные ощущения на теле. Жизнь в ушах. И во рту, произносящем что-то или, как было в этот раз, о чем-то молчащем. Набор несогласных звуков.