Читать книгу "Фавн на берегу Томи - Станислав Буркин"

— Но разве это не так? — удивилась ученая дева.

— Так, — согласился с ней старец и добавил: — Но что удивительного в том, что пал слабый пол, если падает и сильный? Жещине есть оправдание в ее грехе, а мужчине нет. Ее соблазнило творение высшего порядка, высший из ангелов тьмы! А мужчина был соблазнен одной только Евой. А она была обманута падшим архангелом. И если муж не смог противиться творению, слабейшему себя, то как могла бы Ева противиться высшему существу? Сие есть оправдание женщины! А теперь ступай, — сказал Антипатр, открыв ей свое знание.

Олимпиада прошла по улицам Милита вверх к римскому кварталу. По дороге она купила для Клеопы новые сандалии и наконец вошла к себе в дом. Внутри было тихо и прохладно, и никого, как ей показалось, не было.

Она поднялась на второй этаж и поставила новые сандалии перед дверью Клеопы. Вдруг послышался мерный стук. Она насторожилась и, пройдя через зал, подошла к часовне — пустой комнате с небольшим алтарем. Стук доносился оттуда. Девушка прислонилась к стене у входа в комнату и затаилась. Стук внезапно прервался.

— Клеопа? — тихо спросила она. — Братья?

Олимпиада сделала шаг в часовню и с облегчением выдохнула, увидев прижавшуюся к стене напротив Клеопу.

— Ох! — уже легче выдохнула она. — Ты чего меня так пугаешь?

Но внутрь не шагнула, так как сестра ее была бледной и напуганной. Клеопа боязливо поглядывала в глубь комнаты. Сердце Олимпиады вновь заколотилось, и она вошла внутрь.

Там был Авл. Он так изменился, что его едва можно было узнать. Могучий воин сидел в доспехах центуриона прямо на алтаре. В руке Авла был длинный кинжал, которым он и постукивал.

— Вы арестованы! — сказал центурион Авл.

Олимпиада почувствовала, что ктото стоит сзади, и по ее спине пробежал холодок. Она обернулась и увидела, что выход из помещения охраняют два легионера.

Олимпиада немного помолчала, после чего спокойно заговорила.

— Я желаю предстать перед правителем Милита! — сказала она.

— Это возможно, но только после того, как я вернусь в Понт Эвксинский и смогу забрать вас из предварительной ссылки, — объявил Авл.

— Предварительным может быть только заключение в крепость, но не ссылка! — воскликнула Олимпиада.

— Время покажет, — улыбнувшись, ответил Авл. — Взять их!

— Бежим! — крикнула Олимпиада и рванулась к дверце черного хода в другом конце комнаты. Клеопа бежала перед ней и, пока она открывала дверь, Олимпиада развернулась и преградила путь воинам. Ее схватили, а Клеопа выскочила на узкую лестницу, ведущую в сад. Стоило ей сунуться на улицу, как она, малая ростом, больно ударилась головой о бронированную грудь подстерегавшего внизу воина.

— Вы отправитесь со своей служанкой в Ольвию кораблем, — говорил Авл, — там я служил несколько лет и имею некоторые связи. В округе Ольвии полно варварских племен, но сам город и подступы к нему хорошо защищены, там лучшие и всегда свежие войска. Это настоящая крепость, и бежать не сможет никто. Вы будете дожидаться меня там, пока мои центурии не вернутся в Понт, чтобы сменить гарнизоны.

Вечером их тихо увезли в Эфес, где посадили на корабль, и никто из местных христиан даже не узнал, куда подевались молодые диаконисы. Под конвоем четырех лучших воинов Авла они отправились в далекий путь с письмом к наместнику Ольвии, в котором была просьба центуриона сохранить пленниц до его прибытия.

Так закончилась жизнь Клеопы и Олимпиады в Милите.

Глава седьмая

Мухин бугор

1

Сизо сгущался вечер пасмурного дня, когда учитель покинул трущобы. И вот уже кончались покосившиеся избы, заборы и гнилые скотные постройки. Перед ним открылся тоскливый пустырь. В потускневшей дали темнел промозглый осиновый лес, над ним мутное и пустое небо. По сторонам серые проталины, покрытые снежной корочкой кочки, дрожала от сырых порывов поблекшая полынь, впереди чернела дорога и пахло весной.

На дороге виднелись понурые фигурки трех темных баб с большими головами от плотно повязанных платков. Шли они, как ходят на Руси только странницы да паломницы, — друг за дружкой на равном расстоянии. Они медленно, словно ползком, спускались с плоского Мухиного бугра по извилистой дороге, топая в больших тупоносых валенках, и не столько опирались, сколько просто втыкали перед собой в грязь свои тонкие белые палки.

Когда Бакчаров с ними поравнялся, путницы, не поднимая глаз, кланялись в знак молчаливого приветствия незнакомцу.

— Извините, — остановился Дмитрий, поправляя очки, — эта дорога ведет к старцу Николаю?

— К старцустарцу, — не останавливаясь, продолжали кивать путницы и, как три плывущие по течению коряги, миновали два бесцветных стеклышка учительских очков.

За плоским холмом, еще встарь получившим название от местного разбойника, под обрывом скользил в зарослях ивняка ручей, и среди прутиков на его берегу прятался похожий на старую баньку ветхий, гнилой, покосившийся теремок с прогнувшейся под мокрым снегом крышей, почти касавшейся земли.

Бакчаров потоптался возле домика, хмурясь и слушая, как хрипло и тревожно кричат в ветвях вороны и спокойно журчит под избой ручей. Наконец он постучал в оконце. Тишина. Дмитрий Борисович подошел к низкой и широкой, как у сарая, двери с прибитым над ней восьмиконечным крестом и еще раз как следует постучал. Ответа вновь не последовало, словно там и не жил никто.

Учитель взялся за ледяную железную ручку и потянул дверь, она будто бы не была на засове, но и открываться упрямо не пожелала. Бакчаров дергал, а она, едва поддавшись, захлопывалась опять. Только услыхав чейто немощный вздох, он понял, что дверь изнутри усиленно держат.

— Кто там? — отпрянул учитель так, словно сам принимал незваного гостя.

— Ступай, ступай, отсюдавай, — проскрипел изза двери неприветливый голос.

— Пришел к вам, батюшка, за советом, — с интонацией доброго странника пропел Бакчаров.

— Давайдавай! К ведьме ходил, — ядовито напомнил скрипучей скороговоркой хозяин, — вот и ступай к ней. А ко мне нечего ходить. У меня и без тебя только грех один.

— Пустите, отче, ради Христа прошу, — тем же смиренным голосом промычал гость. — Имею непобедимое желание беседовать с вами.

— Ради Христа? — словно не поверив своим ушам, переспросил старец. Дверь скрипнула, и перед виновато улыбающимся интеллигентом появился тощий косматый старичок в засаленной рубахе до колен.

— Подрясника у меня нет! — то ли посетовал, то ли предупредил старец.

Уже темнело, когда учитель вошел в холодный, ненатопленный брусчатый сарай, а босой костлявый хозяин протопал вглубь, залез на широкую лавку, забился в угол и укутался громадной овчиной, так что остались только одна борода, два глаза и торчащие космы воздушной седой шевелюры.