Читать книгу "Дом Якобяна - Аля Аль-Асуани"

— А что сделали твои родные?

— Я послала им письмо, чтобы они были спокойны за меня. Навещу их, если позволит Всевышний, при первой же возможности. Я молю Бога, чтобы они простили меня, если я поступила с ними плохо…

Слушая ее, он чувствовал, что она говорит искренне. Его восхитило серьезное и честное выражение ее красивого лица. Она говорила, как провинившийся и честно признавшийся в этом ребенок. Он заметил также, что ее плотное тело пропорционально сложено, что у нее большая налитая грудь (потом он ругал себя за эту мысль и просил у Бога прощения)… Через несколько дней шейх Биляль вызвал его к себе, крепко пожал ему руку, улыбаясь с каким-то намеком, внимательно посмотрел на него и сказал голосом, идущим из глубины, словно возобновляя прерванный разговор:

— Гм… И каково твое мнение?!

— О чем?

Шейх громко хихикнул и сказал:

— Ты не знаешь, о чем речь, шейх Таха?! По поводу Радвы, господин…

Таха молчал и смущенно улыбался, шейх похлопал его по плечу и сказал:

— Благословляю, мой мальчик…

…В четверг, как только закончилась вечерняя молитва, братья окружили Таху с поздравлениями, а из внутренних покоев, отведенных для женщин, раздались праздничные трели. В последние два дня сестры были заняты тем, что готовили и наряжали невесту. Четверть часа длились поздравления и радостные крики, потом шейх Биляль сел, чтобы заключить брак на Коране… Со стороны Радвы в церемонии участвовал брат Абу Хамза (ее родственник и земляк из Асьюта), еще два брата вызвались засвидетельствовать брачный договор. Шейх Биляль начал с традиционного слова о браке по шариату, затем вложил руку Тахи в руку Абу Хамзы и произнес брачную молитву, а они вторили за ним. Когда они закончили, шейх проговорил:

— Благослови Бог ваш брак, и наставь вас на путь истинный, и даруй вам благочестивое потомство. Затем он положил руку Тахе на голову со словами:

— Благослови вас Бог и соедини тебя и твою жену во благе!

Братья дружно бросились обнимать и поздравлять жениха. Еще сильнее раздались радостные крики, и сестры запели, ударяя в бубны:

Мы пришли к вам, мы пришли к вам.

Встречайте нас, и мир вам.

Ваши места разбогатели — красного золота крупица.

А ваши девы раздобрели, причина — черная пшеница.

Таха впервые видел, как проходит мусульманская свадьба, от веселого пения сестер и воодушевления поздравлявших его братьев он разволновался. После сестры отвели невесту в ее новое жилище: просторную комнату с примыкающей к ней ванной в большом доме, предназначенном для семейных (изначально, когда цементная компания принадлежала швейцарцам, это было общежитие для рабочих каменоломен, затем место было заброшено и совсем забыто, пока его не заняли исламисты, работающие в компании, и не организовали в нем тайный лагерь общины)… Женщины ушли, и в мечети наступила тишина. Братья сели рядом с женихом и завели веселый разговор, по-доброму посмеиваясь над ним. Потом шейх Биляль встал и сказал:

— Пойдемте, братья…

Таха хотел попросить его остаться еще ненадолго, но тот засмеялся и сказал:

— В брачную ночь ты не должен тратить все свои силы на разговоры.

Он услышал шутливые комментарии братьев, когда те выходили из мечети. Они попрощались с Тахой и удалились. Таха остался один, и ему стало страшно… Он уже представлял себе, и каждый раз по-разному, как и что он сделает в брачную ночь. В конце концов он понадеялся на Бога и решил: пусть все идет так, как Бог положит. Однако его беспокоило, что он никогда не был с женщинами, в то время как у его жены уже был опыт, и он думал, что, вполне возможно, ему будет трудно удовлетворить ее. Шейх Биляль как будто прочел его мысли. За день до свадьбы он отвел его в сторону, рассказал ему о браке и о правах его законной жены и уверил, что нет ничего постыдного для мусульманина в том, чтобы взять в жены женщину, уже бывшую некогда замужем, что прежний брак мусульманки не должен ставиться ей в вину и новый муж не может этим ее попрекать. Он сказал с сарказмом:

— Светские обвиняют нас в формализме и косности, в то время как сами они страдают от неискоренимых противоречий… Если кто-то из них берет в жены женщину, которая уже была замужем, воспоминание о ее первом муже преследует его, и он может начать обращаться ней плохо, как будто наказывая за ее первый законный брак… Ислам не знает таких психологических комплексов…

Из его слов Таха понял, как относиться к Радве. Шейх рассказал ему в общих чертах о том, что может происходить между мужчиной и женщиной, и разъяснил смысл аята из суры «Корова»: «Ваши жены являются пашней для вас. Приходите же на вашу пашню, когда и как пожелаете. Готовьте для себя добрые деяния» и объяснил значение слов «но перед этим вы для душ своих какую-либо благость уготовьте», в которых Господь учит нас относиться к женщинам гуманно и мягко. Шейх был способен говорить о самых интимных подробностях сексуальных отношений серьезно и уважительно, не впадая в бесстыдство. Таха многое вынес из бесед с ним и узнал много нового. Он еще больше полюбил шейха, и сказал себе, что даже если с ним был бы родной отец, он не сделал бы большего, чем сделал для него шейх Биляль… Вот и закончились свадебные церемонии, братья оставляли его одного в решительный момент… Он поднялся по лестнице и постучал в дверь, затем зашел в комнату невесты и увидел ее сидящей на краю кровати, она уже сняла хиджаб с головы. Ее мягкие черные волосы доходили до плеч. Их чернота на фоне белизны и румянца кожи была чарующей. Таха в первый раз обратил внимание на ее изящную шею, маленькие руки, тонкие пальцы. Его сердце затрепетало, он закашлялся и сказал смущенно:

— Мир вам…

Радва улыбнулась, опустила глаза, лицо ее покраснело, и она ответила:

— И вам мир, милость Господа и его благословление…

* * *

Хатем Рашид узнал новость на следующий день. Вечером он сидел в редакции до выхода сигнального номера, вернулся домой усталым около четырех утра и решил: «Посплю, а утром узнаю, как дела у Абду»… Проснулся он поздно, принял ванну, оделся и вышел, направляясь в больницу. В дверях дома ему встретился привратник аль-Шазли, который коротко сказал:

— Абд Раббу просил передать вам ключи от комнаты и киоска.

— Что?! — вскричал ошеломленный Хатем.

Привратник сообщил ему о смерти младенца и обо всем, что произошло после. Хатем закурил и задал вопрос, стараясь держать себя в руках:

— Он сказал, куда поедет?

— Сказал, что будет жить теперь в Имбабе, но не захотел оставить свой новый адрес…

Хатем вернулся и поднялся на крышу, чтобы расспросить жильцов о новом адресе Раббу. Он вытерпел их косые взгляды и дерзкие ответы (в каждом из них слышалось: оставь Абду в покое, достаточно того, что уже случилось), но в итоге ничего не добился. Вечером его машина два часа простояла возле закрытого киоска. Может быть, Абду забыл что-нибудь и вернется, чтобы взять запасной ключ, хранящийся у него? Он ездил к киоску три дня подряд, но Абду так и не появился. Хатем не отчаивался и продолжал его искать по всем знакомым местам, у друзей, но напрасно… Прошла неделя поисков, и когда он понял, что Абду исчез навсегда, приступ отчаяния и горя свалил его с ног. Его охватили болезненные, смешанные чувства: ему недоставало Абду… Его горячего присутствия и сильного, упругого тела, его ласки, непосредственности, сиплого голоса и верхнеегипетского говора. А еще его переполняла жалость к нему, он знал, как сильно Абду любил сына и какое это было для него горе — потерять малыша. Хатем раскаивался, что бросил его в тот день в больнице и пошел в редакцию. Он говорил себе: «Ведь можно было отложить работу и остаться с ним в это трудное время… Ему было нужно, чтобы я находился рядом, но он постеснялся попросить об этом…»