Читать книгу "Всегда бывает первый раз - Лариса Райт"

– Пиши, Ленка, пиши. Фамилией своей настоящей подписывайся и, где надо, отчество не забывай вставлять. Родина должна знать своих героев.

Впрочем, гордился он не только собой, но и дочерью. Буквально доставал всех родных и знакомых уверениями в том, что надо выписывать «Пионерскую правду», потому что «это единственная дельная газета, в которой публикуют что-то стоящее». Под «стоящим» он, естественно, подразумевал «свою Ленку», которую не уставал нахваливать. Отец называл ее Пушкиным, Гиляровским и даже Чеховым за любовь к короткой форме. А если Елене удавался особо сентиментальный рассказ, она удостаивалась звания «знатока человеческих душ».

– Писатель – тот же психолог, – любил повторять Сергей Иванович. В голосе его при этом звучали почтительность и уважение, отчего профессия психолога казалась Елене особенно значимой.

Из-за этих слов в итоге пришлось ученому проститься с мечтой быть прославленным в мемуарах дочери, которая решила, что, вместо того чтобы походить на психолога, куда лучше будет им стать. И стала. Копалась в чужих жизнях, давала советы, выносила вердикты. А папа был, конечно, разочарован и разочарования своего не скрывал, говорил:

– Прежде чем ворошить чужие жизни, надо разобраться в своей.

Прав был Сергей Иваныч. Ох как прав. Теперь Елена ездит в поездах, высматривает людей на полустанках и придумывает им несуществующие жизни. Зачем? Затем, чтобы не вспоминать о своей. Несущиеся за окном пейзажи тоже в этом помогали. Елена любовалась природой, и душа отдыхала.

Теперь она тоже смотрела в окно, но привычная легкость и бездумность быстро покинули Елену. В голове крутились мысли о Маше, о ее простоте, незатейливости и какой-то необъяснимой гармоничности. Эта странная женщина могла быть только такой и никакой другой. Если бы Елена захотела вернуться к психологии взрослых людей, то тип этой женщины, несомненно, оказался бы достойным рассмотрения. Но в последние годы Елена занималась детьми и к взрослым пациентам возвращаться не собиралась. Зачем? Если все проблемы родом из детства, там их и надо искать.

Поезд начал замедлять ход. Елена подошла к расписанию: на остановку отводилось пятнадцать минут. Против обыкновения она решилась выйти. Заглянула в купе за кошельком – Маша спала в той же позе – и через минуту уже стояла, оглядываясь, на перроне. Как по заказу, со всех сторон к ней бежали женщины с тележками, перебивая и перекрикивая друг друга:

– Рыбка вяленая, свежая, малосоленая.

– Варенички с картошкой, творогом, вишней.

– Орехи грецкие, крымские, отменные.

– Пироги, ватрушки, сладкие пампушки.

Елена купила орехи и вареники с вишней. Почему-то она была уверена в том, что Маше понравятся именно сладкие. Рыбу решила не брать: не дай бог, соседке придет в голову скрасить такую закуску пивом. Если наливку Елена еще могла пережить, то пиво не переносила на дух. Ее начинало мутить даже от запаха, если при ней открывали бутылку. Кстати, это была еще одна проблема во время путешествий на поезде. Уже не однажды Елене приходилось буквально ночевать в коридоре, ожидая, когда из купе испарится всякое напоминание о выпитом соседями пиве. В общем, рыба наверняка вкусная, но лучше не рисковать. От пирогов и ватрушек тоже стоило воздержаться. Ее попутчица, конечно, в них себя не ограничивает, но, по мнению Елены, делать это не мешало бы. Так что если кто и продолжит пихать в Машу пампушки, пускай это будет на его совести, а совесть Елены останется чистой как стеклышко.

С двумя кульками в руках она вернулась в вагон. Открыла дверь купе – соседка сидела на полке, отвернувшись к окну. Не поворачивая головы, сказала:

– Меня Машей зовут.

– Я помню, – откликнулась Елена, положив на стол орехи и вареники.

– Ой! – Маша подскочила и тут же больно ударилась головой о верхнюю полку, охнула и опустилась на подушку.

– Ушиблись? – Елена попыталась вернуть общение на должно вежливый уровень.

– Скажешь тоже! – Маша лукаво подмигнула, встала с полки, стараясь ничего не задеть, и прижала Елену к своей необъятной груди. – А я думала, ты сбежала.

– Сбежала?

– Ага. Дверь скрипнула, я решила: «Все. Новые соседи чешут. А на кой они мне сдались, новые-то, когда у меня старые загляденье сплошное?»

– А я вот купила тоже, – Елена показала на кульки.

– Нет, ну какая же ты странная! – Маша покрутила пальцем у виска. – Тебе что, этого мало? – Она кивнула на стол, ломящийся от угощений, и уставилась на Елену полным непонимания взглядом.

– Да мне неудобно просто, – попыталась объяснить та.

– Неудобно нам с тобой писать стоя. Ладно, давай взгляну, что ты там притащила. – Маша привстала, порылась в пакетах и снова откинулась на подушку. Вид у нее был весьма удовлетворенный.

– Ну вот, – объявила она. – Чего и следовало ожидать. Только зря деньги просадила.

– Почему?

– Вот скажи мне, – она покопалась во рту и достала оттуда половину челюсти, – как мне орехи есть? Это внизу у меня золотишко, а наверху мост. Шелуха под него забивается – аж визжать хочется от боли. Так что с орехами ты, мать, пролетела. Да и с варениками тоже.

– А с варениками почему? – расстроилась Елена.

– Так я от вишни помереть могу.

– Как?

– Отекаю и задыхаюсь. Три раза еле-еле с того света возвращали, пока скумекали, что к чему. У нас же как лечат? Ежели человеку плохо, то всего две беды: либо сердце, либо живот. Вот меня и промывали наизнанку, чтоб заразу вывести. Только в третий раз какой-то дотошный доктор приехал, ну и спросил: «Чем вы, душенька, питались?» – «Пироги, – говорю, – с вишней рубала». – «Вы, – отвечает, – вишню рубать завязывайте». Я сначала подумала: «Ну идиот полный. Я сама эту вишню у соседки с дерева сняла, сама тесто замесила, сама пирогов налепила – бред какой-то. А потом вспомнила, что в прошлые-то разы, когда дело «Скорой» заканчивалось, меня тоже вишенкой угощали. В общем, хочешь меня укокошить – накорми ягодой и оставь без медицины, вмиг окочурусь. Отек у меня этого, не помню, как его…»

– Квинке, – подсказала Елена.

– Точно! – обрадовалась Маша. – А ты откуда знаешь?

– Я врач.

– Правда? – В глазах попутчицы заплескалось восхищение. – Нет, ну честно, не врешь?

И в эту секунду Елена поняла, почему грубая, неотесанная соседка не вызывала в ней ни капли раздражения. Она вела себя настолько непосредственно, что напоминала ребенка, а с детьми Елена всегда любила общаться. Ей нравилась естественность, а Маша именно была, а не казалась.

– Не вру, – ответила Елена.

– Класс! – Маша помолчала секунду и продолжила: – Вот скажи мне как профессионал, – она приняла церемонный вид, – ты тоже считаешь, что всю эту прелесть, – говорящий кивок в сторону стола, – есть нельзя?

– Нежелательно.