Читать книгу "Тауэр, зоопарк и черепаха - Джулия Стюарт"

Задумавшись на мгновенье, он поднял глаза на камин у противоположной стены, однако сейчас он не видел ничего, кроме своего новорожденного сына на руках у матери, которого они ждали столько лет. Но тут его мысли вдруг снова вернулись к страшному, самому страшному дню его жизни, и нож, сидевший в сердце, вошел еще глубже. Зная, что жена никогда его не простит, если узнает, он разорвал письмо. Остаток утра он просидел за столом, уронив голову на руки, и душа его истекала кровью от сознания вины, а в окна стучал дождь.

Когда дверца у часов с кукушкой распахнулась и крошечная деревянная птичка выскочила на пружинке, чтобы издать одиннадцать безумных криков, Геба Джонс повесила табличку: «Вернусь через 15 минут» — и опустила металлический ставень. Она ждала, сидя за своим столом и надеясь, что решимость ее коллеги все-таки пошатнется. Однако, когда Валери Дженнингс разогнулась, выныривая из недр холодильника, вместо какого-нибудь лакомства с масляным кремом, на которое надеялась Геба Джонс, она достала все те же зеленые яблоки, которыми питалась уже бог весть сколько.

Валери Дженнингс давно в мельчайших подробностях рассказала, как прошла их прогулка на прошлой неделе; Геба Джонс продолжала выслушивать ее воспоминания, прихлебывая жасминовый чай. Она снова услышала, как Артур Кэтнип укрыл ее пледом от холода. Она снова услышала, что для вина он прихватил бокалы, настоящие, хрустальные, а не какие-то там пластмассовые стаканчики. Она снова услышала, что накануне он, должно быть, потратил не один час, готовя все эти угощения, и элементарная вежливость требовала, чтобы она хотя бы попробовала пирог с ревенем и заварным кремом, несмотря на диету.

Когда с одиннадцатичасовым перекусом было покончено, Геба Джонс встала, чтобы вымыть чашки, и вспомнила, как муж всегда укрывал ее пледом от холода в Соляной башне, и, хотя он никогда не замахивался на приготовление выпечки, ему исключительно удавался томатный чатни, и он его готовил, пока главный страж не заметил помидорные кусты, которые они с Милоном вырастили за башней, и не приказал их уничтожить.

Когда она подняла металлический ставень, перед прилавком стоял один из билетных контролеров. Рядом с ним возвышался деревянный саркофаг с отколотым носом.

— Внутри что-нибудь есть? — поинтересовалась Геба Джонс, рассматривая находку.

— Только обрывок старого бинта, — ответил он. — Мумия, должно быть, вышла на предыдущей станции.

Зарегистрировав находку в гроссбухах, Геба Джонс помогла занести ее по проходу в отдел египтологии, что удалось не сразу, учитывая большую разницу в росте между ней и контролером.

Затем она снова села за стол, подняла телефонную трубку и позвонила в общество столяров, поскольку Танос Грамматикос уверял ее этим утром, возвращая ящичек, что он сделан из древесины граната. Геба Джонс поговорила с председателем общества, надеясь, что он знает того, кто работает с таким материалом. Однако он никого не знал, но, желая помочь, пообещал прислать ей список членов общества с частной клиентурой. Повесив трубку, она поглядела на Валери и, убедившись, что та не смотрит в ее сторону, раскрыла дневник жиголо.

— Предательство шведов, — внезапно объявила Валери Дженнингс.

— Что? — ошеломленно переспросила Геба Джонс, которая была поглощена эпизодом с ледяным кубиком для коктейлей.

— Предательство шведов, — повторила коллега, закрывая латинский словарь, который позаимствовала на одной из полок. — Вот что значит «perfidia Suecorum». Это одно из немногих словосочетаний, какие мне удалось разобрать в этом манускрипте. Жуткий почерк.

Геба Джонс всматривалась в текст через плечо коллеги, пока не зазвонил швейцарский коровий колокольчик. Когда она завернула за угол, перед прилавком стоял Том Коттон в синей униформе. Она прижала ко рту ладонь и проговорила:

— Надеюсь, вы ничего не потеряли?

— Я просто зашел спросить, не хотите ли вы выпить кофе?

Пока Том Коттон стоял в очереди, Геба Джонс заняла тот же самый столик в глубине кафе, за которым они сидели в первый раз. Дожидаясь, она наблюдала, как он, такой молодцеватый и подтянутый, разговаривает с девушкой за прилавком, и недоумевала, почему его жена упустила такого мужчину. Она отвела взгляд, когда он двинулся к их столику с подносом.

— Итак, — произнес он, усаживаясь и ставя перед ней чашку с тарелкой, — приносили ли вам что-нибудь интересное за последние дни?

Геба Джонс на мгновенье задумалась.

— Тубу, на которой моя коллега играет в тяжелые моменты, и еще саркофаг, — ответила она.

Она откусила кусочек сладкого блинчика.

— А вы за последние дни спасли еще кого-нибудь?

— Спасают доноры и врачи. А я просто забираю и везу, — сказал он, поднося к губам чашку.

Геба Джонс уставилась в стол.

— А мы не отдали органы Милона для пересадки, — сказала она, в конце концов поднимая глаза. — Они вынули сердце, чтобы отправить на экспертизу. Прошло несколько недель, пока мы получили его обратно. Мне была невыносима мысль, что он останется без сердца.

Они оба помолчали. Затем заговорил Том Коттон:

— Вы ведь понимаете, что не потеряли Милона совсем? Моя сестра умерла, когда мы оба были еще детьми. Но с нами всегда остается частица тех, кого мы любили.

Вытерев щеки мягким белым платочком, который он протянул, Геба Джонс поглядела на него сквозь радужную пелену слез.

— Спасибо, — прошептала она, опуская свою маленькую ладошку на его руку.

Вернувшись домой после рабочего дня, Бальтазар Джонс не собирался никуда выходить. Однако верхний этаж Соляной башни больше не казался ему таким уж надежным прибежищем, и, посидев часок в темноте на диване, он вышел пройтись по крепостным стенам. Он шагал, пряча от холода руки в карманы, и сознавал, что его беды тащатся вслед за ним. Он на минуту остановился и поглядел на Тауэрский мост, светившийся в темноте разноцветными огнями, но горе обволакивало его, словно туман. Как ни быстро он шел, ему не удавалось забыть о нем.

Наконец он нашел себе пристанище в «Джине и дыбе». Толкнув огромную дубовую дверь, он секунду постоял на истертых плитках пола, не зная, сумеет ли вынести человеческое общество. Углядев незанятый столик возле витрины, заполненной сувенирами с бифитерами, он заказал пиво, надеясь, что никто не обратит на него внимания. Но пока он ожидал свой заказ, один из бифитеров, стоявших у бара, обернулся и обратился к нему:

— Мне жаль, что ваша жена ушла.

Бальтазар Джонс отнес свое пиво на выбранный стол, сел, подпирая голову рукой и рисуя на запотевшей кружке линии. Внезапно его отвлек от мрачных размышлений скрежет стула по каменным плитам. Он поднял голову и увидел преподобного Септимуса Дрю, садящегося напротив него и опускающего на стол бокал красного вина. С горячим энтузиазмом человека, только что нашедшего Священный Грааль, святой отец принялся рассказывать другу об одном своем удивительном открытии. Ему пришлось потратить на это несколько месяцев, пояснил он, но наконец-то удалось вырвать архивные записи из алчных пальцев хранителя истории Тауэра. Он ночь за ночью сидел, склонившись над пожелтевшими от времени листами в поисках хоть какого-то объяснения, и он уже был готов все бросить, когда вдруг наткнулся на то, что искал, — на поразительную историю, которая стоит за пулевым отверстием в баре.