Читать книгу "Любовница Фрейда - Дженнифер Кауфман"

Когда она наконец добралась до своей комнаты, то нашла там очередное письмо.

* * *

Вена, 30 апреля 1896 года

Моя дорогая Минна!

Я запер дверь в кабинете и закрыл все окна, теперь могу спокойно сесть за стол и разобраться с твоими упрямыми отказами увидеться со мной. Я обнажил все мои чувства к тебе, и теперь мне только и остается, что умолять тебя, как может умолять одинокий и заброшенный человек, жизнь которого состоит из бесконечных страданий.

Тебе известно, что мои коллеги отказываются признавать мою работу. Я начал карьеру, полный самых благих намерений. Но я окружен лишенными воображения неандертальцами, именующими себя медицинским сообществом, которые готовы растоптать меня. Моя беда в том, что я не способен идти на компромиссы, не способен ради продвижения льстить и подлаживаться, пусть Марта и твердит, что именно это мешает моей университетской карьере.

Мой «общественный провал» в ее глазах осложняется еще и моим отношением к сексуальности, которую, как ты знаешь, она считает отвратительной и постыдной. Она не желает обсуждать со мной мои труды. И никогда не выказывала ни намека на интеллектуальную страсть или хотя бы интерес к моей работе. В ее понимании, исправное ведение домашнего хозяйства — вот единственная ее обязанность. В прежние времена, когда я пытался объяснить ей, что у мужчины есть и другие потребности, она отвернулась от меня. Теперь наши пути разошлись. Мы все меньше понимаем друг друга.

Поэтому, в отверженности своей я прибегаю к тебе, Минна. Ты всегда меня понимала. Кстати, я хотел бы обратить твое внимание: вопреки твоим первоначальным предположениям, что я-де страдаю ипохондрией, доктор, который только что ушел, сообщил, что у меня тяжелый случай жесточайшей аритмии и небольшая одышка.

Любящий тебя

Зигмунд.

* * *

P.S. Джин какой марки ты предпочитаешь?

Минна сложила письмо и спрятала в ящик вместе с остальными. Неужели глубокоуважаемый доктор не нашел ничего лучше, чем стенания в духе «моя жена меня не понимает»? Минну часто упрекали в неуступчивости и независимости. Но эти качества не всегда так уж плохи. Теперь, например, она может положиться на них, чтобы сохранить свою душу, если такое, конечно, еще возможно. Ей в голову пришла одна мысль, старый урок истории, который она запомнила с детства: «Остерегайтесь турок, у ваших дверей грозящих христианскому миру». Как и во время осады Вены в шестнадцатом веке, одна из сторон победит, но обе понесут огромные жертвы.

Глава 26

В утро отъезда сестры возбужденно болтали, пока служанка и лакей сносили груду шалей и багажа к выходу. Жюльен прибыл вовремя, излучая очарование и радостно улыбаясь выходящим из дому сестрам и Минне, идущей следом.

— Мы глубоко благодарны вам, дорогой Жюльен, за приглашение, — сказала Луиза.

— Глубоко, — эхом откликнулась Белла.

Они были в одинаковых серых саржевых пальто, одинаковых шляпах, черных кожаных перчатках, что для Беллы было явным геройством, поскольку ее пара растягивалась на перчаточной растяжке, чтобы вместить толстые, мясистые пальцы.

— Не стоит благодарности, — ответил Жюльен.

Договорились, что все они отправятся в большой карете сестер.

Длинная юбка Минны хрустела на ветру, когда Жюльен подсаживал ее в карету. Изысканно взяв Минну за руку, он слегка коснулся губами ее перчатки. Она устроилась на сиденье, положив сумочку и книгу на колени.

Фамильное поместье Жюльена располагалось в полусотне километров от Франкфурта и было заложено его отцом после путешествия по Италии в середине шестидесятых годов. Жюльен, единственный наследник, получил его во владение после безвременной смерти родителей.

Долгие часы они тряслись по заснеженным сельским равнинам, минуя церкви, деревушки и древние развалины, петляя по улицам средневековых городов.

Внушительный дом стоял на лесистом склоне в предместье, окруженный рощей необычных елей и фруктовых деревьев. Компания миновала псарню, содержащую свору гончих для охоты на лис и перепелок, но недостроенные конюшни заросли сорняком.

Когда карета наконец подъехала к дому, Жюльен вылез из нее и позвонил в колокольчик, подождал несколько минут и звонил, пока не появился дворецкий, торопливо натягивающий помочи. Он прищурился, глядя на Жюльена через щель в двери, затем отворил ее.

Минна сообразила, что посещения Жюльеном поместья были нерегулярны, особенно в это время года, и он не известил прислугу о своих планах.

Дворецкий приставил деревянную лесенку к дверце кареты и помог сестрам спуститься на землю, приказав кучеру разгрузить багаж. Минна вошла в ворота и заметила, что, хотя поместье было огромным и беспорядочно застроенным, оно явно нуждалось в ремонте — краска на стенах облупилась и пузырилась, двери требовали обновления, множество оконных рам либо растрескались, либо отсутствовали, а окна попросту были заколочены досками. Кроме того, ели под окнами гостиных так разрослись, что закрыли обзор. Проходя мимо кухни, Минна заметила мрачных котов, собравшихся у боковой двери. Видимо, несмотря на всю его претенциозность, Жюльену требовалось от сестер нечто большее, чем «изысканный вкус».

Компания собралась в гостиной за поздним чаепитием, а Минна проследовала в спальни руководить разгрузкой чемоданов сестер. Вернулась она через несколько часов, чтобы помочь сестрам удалиться в их комнаты перед вечерними развлечениями. Когда они достигли пролета на втором этаже, Белла, тяжело дыша и жалуясь на боли в руке, обняла Минну, прижалась к ней и нежным голосом, пахнущим коктейлем, сказала:

— Кто бы мог подумать, что дом Жюльена такая развалина. Не понимаю, что сестра в нем нашла.

Минна удивилась. Она-то полагала, что обе сестры влюблены в Жюльена.

— Не удивляйся. Я ублажала его ради сестры, ты же не думаешь, что нам необходимы эти глупые цветочные горшки из Экс-ан-Прованса?

Минна посмотрела в ее лицо и круги под глазами, почувствовав раскаяние. Она не предполагала, что в душе дряхлой летучей мыши могла быть такая глубина.

Уложив сестер, она удалилась к себе. И тоже попыталась вздремнуть, но зеленые малахитовые часы на комоде тикали так громко, что не давали спать. Минна раздвинула шторы, открыла створки окна и оперла их на карниз. Только бы рама не вывалилась в листву! Потом зажгла турецкую сигарету, которую прятала в чемодане, и снова легла, глядя на нависшую серость сельской местности. Проснулась она от стука в дверь. Это была Луиза, в пеньюаре и шлепанцах, сообщившая, что пора одеваться к обеду.

— Не могли бы вы разбудить Беллу? — спросила она. — Я стучала ей несколько раз, но она спит как убитая.

Минна натянула халат, прошла по коридору и тихо постучала в дверь Беллы. Ответа не было. Она приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Один из шелудивых котов проскользнул в дверь и сидел, почесываясь, на одеяле у изголовья Беллы.