Читать книгу "Тарантул - Герман Матвеев"

Зрачки у Шарковского расширились, а лицо сделалось мертвенно-бледным, отчего морщины превратились в складки. Можно было думать, что он сейчас потеряет сознание и грохнется на пол.

Маслюков взглянул на начальника, не понимая, зачем он задал такой вопрос.

– Садитесь, Шарковский. Вы должны понять, что ваша игра проиграна, – холодно сказал Иван Васильевич.

– Откуда вы… Кто такой Григорий Петрович? – тяжело дыша, спросил Шарковский и плюхнулся на стул.

– Ну вот опять… Вы же умный человек… Знаете пословицу: «Что посеешь, то и пожнешь». Сейчас пришла пора собирать урожай. С Мальцевым – Тарантулом вы скоро встретитесь. Дадим вам очную ставку. Лынкис Адам тоже у нас…

Последние фразы подействовали на Шарковского самым неожиданным образом. На лице появилась краска, а глаза заблестели, и казалось, что стекла пенсне отражают и увеличивают этот блеск.

– Тарантул? – спросил он. – Вы думаете, что Григорий Петрович и есть Тарантул?

– Не думаю, а точно знаю.

– Боже мой!.. Нет, этого не может быть!.. Боже мой!.. – забормотал вдруг Шарковский. – Неужели это так?.. Правда, я подозревал… смутно… Я думал, что он… Боже мой!.. Теперь уже не поправить… Почему я не знал?..

Затем наступила реакция. Появилось какое-то безразличие и слабость. Это было видно по всему. Глаза потухли, углы губ опустились, а морщины расправились и превратились в тонкие линии.

– Отвечайте мне на вопрос! – строго и четко сказал Иван Васильевич. – Нам известно, что вещественный пароль на вторую явку, к Лынкису на Васильевский остров, – шкатулка. Софья Аполлоновна присылает с поручением. Медальон с фотографией. Чтобы открыть шкатулку, нужно знать число. Какое это число? Вы меня слышите, Шарковский? Какое это число? – спросил Иван Васильевич.

Шарковский поднял полные слез глаза на Ивана Васильевича и, мотая головой, задыхаясь, с трудом проговорил:

– Я не могу сейчас.

Он долго сидел, опустив голову на грудь. Плечи его вздрагивали.

– Отвечайте на вопрос. Я жду! – еще более твердо приказал подполковник, когда Шарковский полез в карман за платком. – Какое это число?

– Число?.. Не помню… забыл…

– Число у вас записано? Может быть, здесь? – спросил Иван Васильевич, пододвигая лежащие на столе документы.

– Нет… я помнил… четырехзначное число… забыл… потом я вспомню…

– Хорошо. Вечером поговорим. Постарайтесь вспомнить, – сказал Иван Васильевич, поднимаясь.

Арестованный был в таком состоянии, что продолжать допрос не было смысла. Нужно было дать ему успокоиться и прийти в себя. Главное сделано. Иван Васильевич ждал от Шарковского большего сопротивления и готовился к упорной психологической борьбе, но почему-то этого не случилось. Он понял, что в отношениях между Шарковским и Тарантулом – Мальцевым есть какая-то тайна, и она сейчас сыграла решающую роль. Так или иначе, но Шарковский «раскололся» и сильно облегчил работу. Сделав Маслюкову знак отправлять арестованного, он собрал отобранные при обыске вещи и протокол в портфель.

– До свиданья, товарищи! – обратился он к работающим за своими столами следователям. – Большое вам спасибо за помощь!

29. АМПУЛЫ

Вернувшись из управления милиции, Иван Васильевич спустился в столовую и только здесь почувствовал, как он проголодался. Большинство столиков были свободны. Обедали опоздавшие.

– Иван! Иди сюда.

Оглянувшись, он увидел солидного офицера в морской форме.

– A-а! Костя! Ты когда вернулся?

– Часа полтора назад. Садись.

Устроившись за столиком с Каратыгиным, Иван Васильевич заказал обед и, откинувшись на спинку стула, с удовольствием вытянул ноги.

– Ну, рассказывай, как путешествовал?

– Долгая история… Поговорим лучше о тебе. Ребята в порядке? Аля и Коля?

– Пока все идет хорошо. В основном распутали. Только что взял одного, а на днях ликвидируем всю банду. Начальство торопит.

– Это правильно. Надо торопиться, Иван. Скоро начнем наступать.

Официантка принесла хлеб, столовый прибор, но пообедать Ивану Васильевичу удалось только через полчаса. В дверях появился взволнованный и запыхавшийся от быстрой ходьбы Маслюков.

– Что-то у нас случилось, – проговорил Иван Васильевич, заметив приближающегося помощника, и, когда тот остановился в двух шагах, спросил: – Ну? Сбежал, что ли?

– Сбежал, товарищ подполковник. Совсем сбежал… на тот свет…

– Что это значит?

– Мертвый…

– Новое дело… Как же так? Да вы успокойтесь, Сергей Кузьмич. Садитесь, – сказал Иван Васильевич и, увидев, что Маслюков покосился в сторону Каратыгина, прибавил: – Можно, можно. Он в курсе дел. Рассказывайте.

– Да мне нечего особенно и рассказывать, товарищ подполковник. Ехали мы молча. Он сидел, забившись в уголок, и только глазами моргал. Все было нормально. А потом… Уже сюда, во двор въехали, он вдруг бряк – и готов. Немного подергался – и всё. Не понимаю… Инфаркт его хватил, что ли…

– Все может быть. Возраст такой, как раз для инфаркта… Врача вызывали?

– Вызывал. Констатировал смерть, но отчего и почему, не говорит. Надо делать вскрытие.

– Неприятность… – задумчиво проговорил Иван Васильевич. – Костя, ты еще тут посидишь?

– А что?

– Попроси, чтобы с обедом подождали. Схожу посмотрю. Не нравится мне эта смерть.

Длинными коридорами прошел Иван Васильевич в здание внутренней тюрьмы. Шарковский лежал в приемной на широкой деревянной скамейке. Первое, что бросилось в глаза, – это посиневшее лицо умершего. Рубашка была расстегнута, и кожа на груди покрылась темно-синими пятнами.

«Что же это такое? – думал Иван Васильевич. – Естественная смерть от инфаркта или самоубийство? Может быть, разговор о Тарантуле привел его в такое состояние, что он не выдержал и отравился. Но когда? Где он взял яд? А может быть, отправляясь в милицию и зная о том, что ему приготовлено, яд принял заранее?»

– Сергей Кузьмич, в боковом кармашке пиджака у него вы смотрели во время обыска?

– Кажется, смотрел…

– Почему «кажется»?

– Не уверен, товарищ подполковник. Во всяком случае, снаружи рукой прощупал, это я помню.

– А не остался ли там какой-нибудь порошок?

– Вряд ли… А вы думаете, что он принял порошок? Не-ет! Этого не может быть. Всю дорогу я с него глаз не спускал. Сразу бы увидел, – уверенно сказал Маслюков.

– В инфаркт я не верю.

– Почему?