Читать книгу "Грустное кино - Терри Саутерн"

– Я просто ни хера в это не верю, – сказал Тони. Борис пожал плечами.

– Наверно, с такого рода замещающей функцией им просто не совладать. Этим они мне даже вроде как симпатичны.

У Тони все росли опасения.

– Да, но как насчет сцены? То есть нам нужно, чтобы ее якобы ебал один парень и окружало три здоровенных крепких хуя! Чтобы они там торчали… как цветы! Я хочу сказать, врубись в образ – ее ебут в туевом саду! В смысле, из хуев!

– Я согласен с тобой, Тон – но как нам их поставить?

– Почему бы тебе не попросить Энджи их потрогать… просто потрогать?

– Ты что, охуел? Она и так готова в любую минуту рвануть!

– Хорошо, тогда как насчет тех телок из катафалка? Помнишь тех двух проституток, которые меня на взлетно-посадочной полосе встретили?

– Колоссально, – сказал Борис и снова подозвал Фредди. Затем он поручил ему разыскать Морта или Липса Мэлоуна и ввести их в курс дела.

– Это не обязательно должны быть те самые девушки, – крикнул он ему вслед, – но они нужны нам прямо сейчас. А если увидишь мистера Крассмана, скажи ему, что производство встало.

– Послушай, – размышлял Тони, – а Хелен Вробель не смогла бы немного их поласкать… она девушка славная, компанейская.

Борис загоготал.

– Господи, да она бы даже Бостонскому Душителю не поставила!

– Не знаю, не знаю, – серьезным тоном отозвался Тони. – У меня есть ощущение, что эти парни скорее бы выебли ее, чем Энджи.

– Ты что, совсем из ума выжил? Почему, черт побери, они должны скорее выебать ее, чем Энджи!

Тони отбил небольшую чечетку, закатил глаза и снова принялся изображать дебильного конферансье:

– Да потому что она… ля-ля… дольше белой была… ля-ля! Хе-хе-хе!

Прежде чем Борис успел треснуть его скатанным в трубочку сценарием, к ним присоединился Фераль, который не переставая кивал, точно японец, извиняясь за вмешательство.

– Извинить, извинить, я могу говорить, да?

– Конечно, Фераль, – сказал Борис, – ты можешь говорить.

– У вас проблема, да? У вас проблема с Хаджи и Ахмед, да? Вот тут, да? – Он указал на свою набедренную повязку.

– Верно, – ответил Борис, аккуратно выбирая слова. – И теперь мы собираемся привести сюда двух прелестных девушек и посмотреть, что получится. Понимаешь?

– Понимаешь, да. Прелестный девушка очень хорош для Ахмед, – тут он покачал головой, лучась экстатической улыбкой, – но для Хаджи – нет. Для Хаджи девушка совсем нехорош.

Борис застонал, прижимая ладонь ко лбу.

– О боже мой…

– Я просто в это не верю, – сказал Тони. – Пидор! Чертов черный пидор!

Фераль возобновил свои радостные кивки.

– Хаджи не любить девушка, да?

– Да, – устало отозвался Борис. – Хаджи любить мужчина, верно?

– Да, Хаджи любить мужчина.

– Хорошо-хорошо. – Борис не мог припомнить подобного затруднения из всего своего опыта режиссуры. – Итак, возникает чертовская проблема. Скажи мне, Фераль, гм, а каких именно мужчин он любит? То есть как насчет других сенегальцев – кто-нибудь из них ему нравится?

– Нет-нет, Хаджи они не нравиться. Хаджи нравиться белый мужчина.

– Сильный белый мужчина, да?

– Нет-нет, слабый белый мужчина… как женщина, но мужчина, да?

– Гм. – Борис был не на шутку обескуражен, – Черт, Тони, по-моему, у нас куча проблем. То есть где, черт возьми…

Но Тони вдруг щелкнул пальцами, и лицо его прояснилось.

– Есть контакт! Хо-хо, Б., деточка, просто назови меня мистер Ебаный Сват! Ну как, готов?

– Валяй, Тон, – терпеливо произнес Борис.

– Тогда врубись… Никки Санчес!

8

Когда продюсер Сид Крассман прибыл в тот день в окрестности съемочной площадки, его захватила врасплох целая череда в высшей степени неуместных событий. Первое случилось, когда Сид, ища Бориса, остановился у трейлера, порой использовавшегося в качестве конторы, открыл дверцу – и обнаружил там Тони Сандерса. Сценарист лежал на кушетке, и его член целовала и ласкала незнакомая Сиду девушка в черных трусиках и черном же лифчике. Сид быстро захлопнул дверцу и направился в сторону съемочной площадки, то и дело оглядываясь на трейлер, пока чуть было не споткнулся об еще один половой акт. Здесь опять была девушка в черных трусиках и лифчике, энергично сосущая член гиганту Ахмеду. Пока Сид, бормоча что-то невнятное, обходил их, его взгляду случилось упасть на съемочную площадку, где он ясно увидел, как у самой камеры великий художник-постановщик Никки Санчес жадно сосет член еще одному черному великану, громадному Хаджи.

– Что за дьявольщина здесь творится?! – проревел Сид, обращаясь к Фредди Первому.

Случись эти инциденты на съемочной площадке – то есть перед камерой, – это было бы вполне понятно. Однако они происходили не перед камерой – и в три часа дня. Это уже было совершенно недоступно пониманию Сида. Оргия! Вакханалия! Это могло свидетельствовать только об одном – о полном коллапсе организационной дисциплины, жизненно важной для эффективного производства.

– Где, черт его побери, этот блядский режиссер?! – гневно вопросил Сид. – Я в жизни своей не видел, чтобы разом столько хуев сосали!

Фредди Первый объяснил суть проблемы – и как она была улажена.

– Да? В самом деле? – Сида терзали сомнения. – А как насчет Тони Сандерса? Я точно знаю, что уж у него-то без проблем встает! И потом – его даже в картине нет!

– Верно, – сказал Фред. – Ну, я думаю, они с мистером Адрианом просто прикинули, что раз уж девушка здесь и ей уже заплачено, нет смысла зазря деньги расходовать.

– Жопа моя, деньги расходовать! Все это безобразие на счет картины отнесено не будет! Так где же, черт побери, Борис – ему тут тоже где-то отсасывают?

– Нет, сэр, он в туалет вышел.

– Сколько сцен вы отсняли после ланча?

– Ну, гм, мы пока над первой работаем – из-за такого неожиданного развития…

– Ты хочешь сказать, что вы после ланча еще ни единого дубля не сняли? – Сид гневно и хмуро глянул на наручные часы. – Боже милостивый, дьявол, ведь нам картину делать надо! А тебе положено делать так, чтобы тут все работало!

– Да, сэр, мы уже было все настроили – а потом такое неожиданное развитие…

– «Неожиданное развитие»! Ты называешь приглашение пидора на роль… кого он там, дьявол, играет… ты это неожиданным развитием называешь? – Он снова взглянул туда, где Никки и Хаджи по-прежнему были сцеплены в пылком объятии, затем с выражением острого отвращения на лице отвернулся. – Боже, как это омерзительно! Никки Санчес! Три награды Академии! Знаешь, если бы я собственными глазами это не увидел, никогда бы в жизни не поверил.