Читать книгу "Пелагия и белый бульдог - Борис Акунин"

Но на сей раз речь шла не о пьяной драке илиюношеском максимализме, тут проглядывали все приметы злонамеренного,обдуманного убийства, да еще отягощенного особенным зверством. Безголовыетрупы, неизвестно чьи и бог весть из какой глухой чащи притащенные, — это одно.И совсем другое, когда этакая страсть приключается в самом Заволжске, на самойлучшей улице, да еще со столичной знаменитостью, которую знало всё хорошееобщество. Самое же ужасное заключалось в том, что преступление — в этомрешительно никто не сомневался — совершил кто-то из этого самого общества, к томуже по мотивам, до чрезвычайности распаляющим воображение (нечего и говорить,что о скандальном исходе почтмейстершиного суаре весь город узнал в тот жевечер).

Вот об этих-то мотивах в основном ирассуждали, что же до личности убийцы, то тут предположения были разные, и дажевозникло по меньшей мере три партии. Самая многочисленная была «ширяевская».Следующая по размеру та, что видела виновницей оскорбленную Наину Георгиевну,от которой после истории с собаками можно было ожидать чего угодно. Третья жепартия держала на подозрении Петра Георгиевича, напирая на его нигилистическиеубеждения и кавказскую кровь. Мы сказали «по меньшей мере три», потому чтоимелась еще и четвертая партия, немноголюдная, но влиятельная, ибо образоваласьона в кругах, близких к губернатору и Матвею Бенционовичу Бердичевскому. Сиишептались, что тут так или иначе не обошлось без Бубенцова — но это уж слишкомявственно относилось к области выдавания желаемого за действительное.

Не мудрено, что уже к полудню весь Заволжск прознало страшном событии. Горожане выглядели одновременно взбудораженными ипритихшими, и общее состояние умов сделалось такое, что владыка велел отслужитьв церквах очистительные молебствия и сам произнес в соборе проповедь. Говорил отяжких испытаниях, ниспосланных городу, и понятно было, что в виду имеетсяотнюдь не только убийство фотографа.

* * *

А непосредственно перед тем, как Митрофаниюехать на проповедь, у него на архиерейском подворье побывал посетитель, товарищокружного прокурора Бердичевский, вызванный к преосвященному нарочным.

— Ты вот что, Матюша, — сказал владыка, ужеобряженный в фелонь и саккос, но еще без митры и панагии. — Ты этогорасследования никому не перепоручай, возьмись сам. Я не исключаю, что тут можетвскрыться что-нибудь, выводящее к известному тебе лицу. — Митрофаний мелькомоглянулся на притворенную дверь. — Посуди сам. И убиенный, и та особа, которую,по всей видимости, он хотел уязвить, нашему шустрецу отлично знакомы, а споследней его связывают и какие-то особенные отношения. Опять же он самолично,в числе немногих, присутствовал при вчерашнем ристалище…

Матвей Бенционович руками замахал и дажеперебил преосвященного, чего прежде никогда не бывало:

— Отче, я этого совсем не могу! Во-первых,придется ехать на место убийства, а я покойников боюсь…

— Ну-ну, — погрозил ему пальцем Митрофаний. —Слабость сердца одолевать нужно. Ты прокурор или кто? Вот повезу тебя с собойна Староевятское кладбище, откуда гробы перевозят, поскольку Река совсем берегподмыла. Я, как полагается, буду молитвы читать, а тебя поставлю извлечениемостанков распоряжаться. Для укрепления нервов тебе полезно будет.

— Ах, не в покойнике только дело. —Бердичевский просительно заглянул владыке в глаза. — У меня дознавательскогодара нет. Вот акт обвинительный составить или даже допрос вести у меня отличнополучается, а уголовный расследователь из меня никакой. Это у вас, отче, талантзагадки разгадывать. Жалко, вам самим туда поехать нельзя, не к лицу.

— Я не поеду, но око свое к тебе приставлю.Войди-ка, дочь моя, позвал преосвященный, поворотясь в дверке, что вела вовнутренние покои.

В кабинет, где происходила беседа епископа стоварищем прокурора, вошла худенькая монахиня в черном апостольнике и черной жекамилавке, молча поклонилась. Бердичевский, не раз видевший Пелагию прежде изнавший, что она пользуется у Митрофания особенным доверием, поднялся и ответилне менее почтительным поклоном.

— Сестру Пелагию возьми с собой, — велелархиерей. — Она наблюдательна, остра умом и очень может тебе пригодиться.

— Но там наверняка уже полиция и сам Лагранж,— развел руками Матвей Бенционович. — Как я объясню столь странную спутницу?

— Скажешь, после проповеди владыка приедет сейдом опоганенный от скверны святить, а прежде того инокиню присылает подготовитьвсё, чтоб прилично было и взору преосвященного владыки не оскорбительно. А чтодо Лагранжа, то, как я понимаю, он, шельма, теперь у тебя по струнке ходит. —И, блеснув глазом на Пелагию, прибавил: — Скажи ему: черница тихая, смиренная,умом убогая, следствию не помешает.

* * *

Пока ехали в коляске по Дворянской, обамолчали, потому что Пелагия такого многоумного и высокоученого спутниканесколько робела, а Матвей Бенционович не имел привычки к общению с духовнымиособами (Митрофаний не в счет, тут дело особое) и уж совсем не знал, как вестибеседу с монахиней.

Наконец, придумав удачную тему, он открыл роти сказал:

— Матушка… — Но сбился, потому что ему пришлов голову, что женщине совсем нестарого возраста, хоть бы даже и монахине, врядли будет приятно такое обращение от лысоватого и уже немножко обрюзгшегогосподина сильно за тридцать.

И вечно у него выходили трудности в общении сПелагией, хоть разговаривать им доселе выдавалось не так уж часто. Инокиня, сточки зрения Матвея Бенционовича, обладала крайне неудобным свойством выглядетьто зрелой и умудренной женщиной, то сущей девочкой, как, например, сейчас.

— То есть сестра, — поправился он, — вы ведьсестра (это уж вышло совсем глупо) Полины Андреевны Лисицыной?

Черница как-то неопределенно кивнула, иБердичевский испугался, не нарушил ли он какого-нибудь неведомого ему этикета,согласно которому с монахинями нельзя беседовать об их оставшихся в мируродственниках.

— Я только так спросил… Уж очень умная иприятная особа, и на вас немножко похожа. — Он деликатно посмотрел на спутницу,покачивавшуюся рядом на кожаном сиденье коляски, и добавил: — Совсем чуть-чуть.

Неизвестно, куда вывернул бы этот не вполнеуклюжий разговор, если бы экипаж не въехал на Храмовую площадь, главный плацнашего города, где находятся и кафедральный собор, и губернаторский дом, иглавные присутствия, и консистория, и гостиница «Великокняжеская», где лет стотому и в самом деле останавливался великий князь Константин Павлович,совершавший ознакомительную поездку по восточным губерниям империи.