Читать книгу "Иллюзия смерти - Сергей Майоров"

— Сапоги, — разочарованно процедил я. — Так вот что заставило вас искать меня теперь уже осмысленно.

Артур не сводил с меня глаз.

— Тракторист не спрятал их за спинку сиденья, как вам показалось, а выбросил в канаву. Вероятно, вы были слишком заняты звездочкой, которую я вам подарил. А я увидел и тут же решил надевать их, выходя в город для своих дел. Странно, не находите? Я воспользовался сапогами тракториста только для того, чтобы не оставлять на месте преступлений следы солдатской обуви, а вышло так, что подозрение пало на него. Все из-за вас!.. Но однажды я направился в город в своих сапогах. — Тут я замолчал, думая, стоит ли заставлять Артура нервничать.

Но парень, кажется, был сделан из стали, поэтому я решился и продолжил:

— В ту ночь шел дождь, резиновые сапоги для самоволки не годились. Кстати, я не собирался тогда делать ничего предосудительного. В ту самую ночь, когда вы отправились искать своего отца, я двинул к подружке в город и увидел ребенка, бредущего по дороге. Мои планы изменились. Только случайности спасли нас обоих. Проклятая волейбольная сетка!.. Я выбежал на улицу почти слепым. К счастью, ваш отец отказался от преследования. — Я посмотрел ему в глаза. — Меня теперь вы тоже назовете больным сукиным сыном?

— У меня еще будет для этого достаточно времени. А пока я весь внимание.

— Ну, не знаю. — Я улыбнулся. — Будет ли?.. Всех, кто не похож на вас, вы считаете больными сукиными сыновьями. Между тем и ваш папа, и отец Михаил учили вас любить всех людей. Но их проповеди пролетели — теперь это ясно! — мимо ваших ушей. Так чем же плох я, хотя и не любящий всех людей, но и не делящий их на плохих и хороших?

Наконец-то окно перестало его интересовать. Он привалился спиной к стенке купе, дотянулся до сигарет, закурил, а потом подвинулся и с грохотом закрыл дверь ногой. Ну и хорошо. Все равно кто-то из нас должен был это сделать.

Артур посмотрел на меня долгим взглядом. То ли он разыскивал на моем лице ответы на свои вопросы, то ли пытался найти в моих словах больше смысла, чем я в них вкладывал.

— Постоянно убивать и жить в страхе, — прошептал он. — Вы прячете его за дешевыми объяснениями, длинными как жизнь и бессмысленными как смерть. Он не покидает вас и сейчас. Уже дважды без особой нужды вы намекнули мне, что для кого-то из нас эта поездка будет последней. Да разве же я спорю? Я с вами согласен. Но страх живет только в одном из нас. Знаете, почему это так? Потому что мне удача должна была улыбнуться только раз, вам же везение необходимо на всю жизнь.

Я посмотрел в окно. Поезд набрал немалую скорость и мчал нас в продолжение разговора.

— Она улыбнулась мне. Сегодня вы меня везете.

— Все-таки это невероятно, Артур. — Я покачал головой. — Тысячи дорог разбегаются к горизонту. Скольких людей приходится на них встречать!.. Вероятность того, что вот на этой ты столкнешься с таким-то человеком, теоретически почти равна нулю. Если выразить это в математическом решении, вероятность такого события будет один к триллиону. Но посмотрите, что происходит на самом деле. — Я снова покачал головой, и это опять было искренне. — Кто мог предположить, что я буду возвращаться этой дорогой? Как подсчитать возможность моего решения отправиться в город и зайти в то кафе? Что заставило вас остановить машину у него же? Ведь вы могли найти для разговора кого-то еще в другом месте. Сколько вопросов под один ответ: кому-то было нужно, чтобы мы разъехались из провинциального города, будучи связанными едиными обстоятельствами, чтобы встретиться за одним столиком в другом провинциальном городе спустя тридцать два года.

— Наверное, это нужно было нам обоим, — сказал Артур. — Не может же быть, чтобы я пообещал вас найти и не нашел, а вы постоянно успешно прятались. Я обещал, вы помните? Хотя в одном все-таки вы правы. Никто не сможет предсказать, чем закончится эта встреча.

— Мне это известно, — возразил я. — Но прошу разрешения задать еще один вопрос.

— Пожалуйста. Я поставил машину на парковке, так что говорить мы с вами сможем долго. Но не беспредельно. У этого поезда есть конечная станция.

— Мне не хотелось бы так затягивать, — возразил я.

Я замечал, что капризное начало частенько стало брать верх в моем характере. Давненько мне никто не противоречил.

— Впрочем, не будем спорить. Я о трактористе. Если бы у вас появилась возможность все исправить, что бы вы сделали?

Артур повернулся к окну, в котором частили березы. Городской пейзаж сменился на деревенский. В этом окне мы искали ответы на сложные вопросы.

— Я объясню, что меня интересует, — снова заговорил я.

Артур понял смысл моего вопроса, но мне хотелось поскорее закончить этот разговор.

— Ваше милосердие сохранило жизнь убийце, просящему смерти во искупление. Как теперь поступить с невинным человеком, молящим о смерти во избавление от боли? Ответьте мне, Артур, чтобы я понял то, чего не смог уразуметь за пятьдесят два года жизни.

Он продолжал смотреть в окно, сосредоточенно о чем-то думая.

— Последствия любого поступка должны возмещаться в полном объеме действием, наполненным обратным по смыслу содержанием. Так что вы сделали бы, появись у вас шанс все исправить? Ответьте, и ваши слова, может быть, избавят меня от необходимости искать справедливость.

— Как вас зовут? — снова спросил меня он.

— Разве это имеет значение?

Артур подумал, куда деть окурок от сигареты, после недолгих поисков бросил его на пол и растоптал. Положив руки на столик, мы снова были близки как никогда.

— Так вот, человек по имени Разве-Это-Имеет-Значение, как сейчас помню, жил я тогда с отцом в трехкомнатной хрущевке в большом городе. После каждого телефонного звонка бабушки я сидел у окна. Уже толком не помню, чего ждал. Может, заморских яств, невиданных в то время большинством советских граждан. Бабушка сумками носила их в наш дом. Она была уборщицей в продуктовом магазине, в немалом авторитете. Или же я просто хотел ее присутствия. Я любил и яства, и бабушку.

Курила она безбожно. «Беломор» фабрики Урицкого предпочитала любому другому куреву, хотя даже в обстановке пустующих прилавков могла добыть «Мальборо». Я никогда не слышал от нее бранного слова, ни всуе, ни в свой адрес. Был я для нее пострелом, и любила она меня больше, чем своего сына, моего отца.

Слегла бабушка, когда мне было уже за двадцать, тихо и незаметно. Я мог бы приехать к ней в те дни и что-то, наверное, изменить. Продлить жизнь на неделю, на месяц. Она любила меня так, что одно мое присутствие придало бы ей сил. Но вместо этого я предпочел заняться своими, как теперь понимаю, совершенно глупыми делами. Считал, что болезнь пройдет. Бабушка страдала уже пять лет. К ней ездил отец. Только он один, словно указывая на то, как часто мы ошибаемся в своей любви, и на то, что подлинное чувство не перебиваемо никакими делами. Словно предчувствуя, понимая…

Она ушла так же тихо и незаметно, как и слегла. В следующий раз я увидел ее не такой, какой привык. Не прозвучало признания в любви, не послышалось последнее прости. Я прошу у нее прощения все эти годы и не знаю, получил ли его.